Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Стоит вспомнить, что, согласно еврейской традиции, каждый Новый год всем народам мира и каждому человеку в отдельности в Высших мирах выносится приговор, предопределяющий, каким будет для них грядущий год — какой из народов ждет мир, а какой — война, какой — голод, а какой процветание; кому из людей суждена жизнь и кому — смерть, и если все-таки смерть, то какая — от ножа, от пожара, от болезни и т. д. И лишь евреям предоставляется дополнительная возможность раскаяться, заслужить прощение и таким образом изменить вынесенный на Небесах тяжелый приговор. Но реализовать эту возможность можно только до Йом Кипура — Судного дня, Дня Искупления, дня поста и самозабвенной молитвы о прощении.

И Аарон Грейдингер неожиданно для себя принимает решение поститься в Йом Кипур. "Не потому, что верю, будто это Божья воля, а чтобы соблюсти то, что делали мои предки и остальные евреи на протяжении веков", — объясняет он Файтельзону. Он решительно отказывается от предложенного ему коньяка и уже одним этим — с точки зрения все той же еврейской традиции — делает еще один шаг к "тшуве", раскаянию.

Тут-то и бьет час главного испытания героя. Глубокой ночью Судного дня к Грейдингеру звонит Бетси. Звонит и вызывает в отель к тяжело больному Сэму Дрейману. Звонит, чтобы предложить сделку…

Суть сделки проста: по воле Сэма Дреймана, Грейдингер должен жениться на Бетти, которая станет наследницей его огромного состояния, но пока он, Дрейман, жив, Бетти должна оставаться с ним. Взамен, как муж Бетти, Грейдингер сможет получить американскую визу и спастись от надвигающейся Катастрофы, которая — это уже ясно! — сметет с лица земли польское еврейство.

С точки зрения Бетси, сделка эта настолько выгодна, что отказаться от нее может только безумец. Цуцику предлагают спасение, жизнь перед лицом надвигающейся гибели, и вдобавок — будущую финансовую независимость, возможность свободно заниматься любимым делом. Что его может удержать? Шоша? Но Бетти предлагает взять ее с собой в Америку, она даже готова закрыть голову на его связь с этой "карлицей", потратить деньги на ее лечение у лучших американских психотерапевтов. Таким образом, все рациональные препоны на пути к этому браку вроде бы сметены…

"Муж мой, это Божий промысел ведет нас", — с пафосом шепчет ему Бетси, уверенная, что у Грейдингера не будет силы отказаться от подобного предложения.

И Цуцик — подающий надежды блудливый мальчик без четких нравственных ориентиров — действительно начинает колебаться. Но другая его ипостась — та, что выражается именем Ареле, именем перевосвященника Аарона — яростно протестует против этого брака, понимая, что речь идет отнюдь не о Божьем промысле, а о сделке с Дьяволом.

Он уже немало натворил в этой жизни, Аарон Грейдингер.

Он отрекся от своего Бога, он отказался следовать его заповедям. Он прелюбодействовал, сожительствуя с чужой женой; в нем вроде бы не так много и осталось от классического представления о еврее. И вот сейчас ему предлагают сделать последний шаг к отказу от тех принципов, на основе которых жили его предки — ему, как какому-то жиголо, предлагают брак с блудницей. Да, брак унизительный, преступный, но зато открывающий такие перспективы! Брак — в обмен на жизнь и богатство.

И в точном соответствии с канонами дешевых морализаторских романов, но одновременно и в точном соответствии с Каббалой, Цуцика-Ареле не оставляют в эту минуту один на один с темными силами. То ли в видении, то ли в его воспаленном воображении Грейдингеру является его отец, бросающий ему в лицо обжигающие гневом и болью фразы:

"Не позорь меня! Не позорь свою мать и всех остальных предков. Все твои поступки известны на небесах… Язычник! Предатель Израиля! Видишь, что бывает с теми, кто отрицает Всемогущего!"

Так и не приняв окончательного решения, Цуцик, по сути дела, бежит от Бетси и заходит в парикмахерскую, грубо нарушая законы Судного дня! И парикмахер, принявший его за поляка, оборачивает его "белой простыней, как саваном" и начинает задушевный разговор о евреях и о том, как "Гитлер выкурит пархатых из всех щелей". Близко-близко мелькает бритва парикмахера от горла Ареле, и, кажется, что сама Смерть ухмыляется в эти минуты ему в лицо, а парикмахер все говорит, говорит, говорит…

Так выясняется, что евреи, пытающиеся убежать от своего еврейства, еще более ненавистны полякам, чем те, кто остался верен своему еврейству.

"Я вот что вам скажу, шановный пан, — говорит парикмахер. — Эти теперешние евреи — те, что бреются, говорят чисто по-польски и притворяются поляками, — они даже хуже, чем прежние Шмули и Срули в длинных лапсердаках и с белыми бородами и пейсами…"