Во второй части романа его герои предпринимают бессмысленное и совершенно безумное путешествие в Израиль, но и там ни один из них не обретает ни смысла жизни, ни покоя. Финал романа многозначителен:
—
—
—
—
И все. Финальная точка, поставленная после, по сути дела, той же мысли, на основе которой строится Шоша: отказ от Бога и тех нравственных императивов, на которых все предыдущие поколения евреев строили свою жизнь, ведет к полному вырождению, к появлению бесплодного во всех смыслах поколения, означает, по сути дела, смерть самого еврейского народа. И как тут не вспомнить знаменитое восклицание Достоевского: «Да и можно ли представить еврея без Бога?!»
Однако перед этим горьким финалом Зингер вводит вроде бы совершенно малозначительную сцену:
—
Согласитесь, что весь этот разговор звучит, по меньшей мере, странно: даже далекий от журналистики человек прекрасно знает, что ни один корректор не станет спрашивать, исправлять ли ему допущенные тем или иным автором ошибки, или нет — ведь исправление ошибок является его прямой обязанностью. И, очевидно, речь тут идет о некоем ином Корректоре, который вдруг решил вступить в диалог с автором и задать ему, в общем-то риторический вопрос о том, может ли он исправить допущенную тем ошибку. Сама цель существования этого Великого Корректора, напоминает Зингер, заключается в исправлении допущенных людьми ошибок и Ему незачем спрашивать разрешение на такое исправление. Да, каждый из людей сам пишет книгу своей жизни, но трудно представить, во что бы превратился этот мир без его Главного Корректора, исправляющего человеческие ляпы, нравится это самим людям или нет.
Так финал романа «Мешуга» неожиданно перекликается с финалом «Шоши» — и там, и тут возникает все то же напоминание о Боге и все тот же вечный вопрос о высшем смысле бытия.
«Мы ждем ответа», — этими словами заканчивается «Шоша».
Сам Башевис-Зингер утверждал, что такого ответа не существует. И, тем не менее, он продолжал его ждать…
Глава 5
Триумфатор
Во второй половине 70-х годов Исаак и Эльма Зингер проводили в купленной ими второй квартире в Майами. Климат Майами подходил страдающей артритом Эльме куда лучше, чем климат Нью-Йорка, да и к тому же в Майами в этот период стало селиться много пожилых еврейских пар, и потому там не было недостатка в общении.
Утром 4 октября 1978 года супруги Исаак и Эльма Зингер, по заведенной ими после переезда в этот город традиции, как обычно, завтракали в своем любимом кафе «Шелдонс». Они уже перешли к кофе, когда к их столику подошел официант и сообщил, что миссис Зингер просят к телефону.
Оставив мужа, Эльма прошла к стойке с телефонным аппаратом, но уже через минуту торопливым шагом, почти бегом вернулась назад.
— Кто это звонил? — исключительно из вежливости поинтересовался Башевис-Зингер.
— Неважно кто, а важно, что он сказал! Только что по радио передали, что ты стал лауреатом Нобелевской премии! — выпалила Эльма.
Ни один мускул не дрогнул на лице ее мужа при этом сообщении.
— Успокойся. Это, видимо, просто какая-то ошибка, — сказал он.
— Нет никакой ошибки! По радио назвали твое имя! Сказали, что ты — лауреат…
— Даже если это и так, может быть, ты все-таки дашь мне спокойно доесть? — ответил Башевис-Зингер, отправляя в рот кусочек булочки.
Мы уже никогда не узнаем, чего ему стоило в те минуты это показное спокойствие. Однако нет никаких сомнений, что на самом деле под маской равнодушия он попытался скрыть ту волну счастья, которая вдруг захлестнула все его существо, едва он услышал это известие. На какое-то мгновение он снова стал маленьким мальчиком, сыном нищего раввина с Крохмальной улицы, которого вдруг пришли известить, что царь Давид назначил его своим наследником, и отныне он, Иче-Герц, будет жить во дворце, править миром и иметь тысячу жен и наложниц…