Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

— Эти лауреаты Нобелевской премии всегда одна большая головная боль! — пожаловался вконец измученный этими бесконечными переделками портной.

— Ничего удивительного! — заметил в ответ Башевис-Зингер. — Просто там, «наверху», считают, что еврейскому писателю отнюдь не пристало получать Нобелевскую премию во фраке. Он должен принимать ее, будучи одетым в шелковый субботний халат и со штраймлом[53] на голове — как и полагается настоящему еврею в день его праздника.

В самый разгар примерки в магазин вошли корреспондент израильской газеты «Маарив» Шмуэль Шницер и тот самый шведский банкир, который во что бы то ни стало решил устроить банкет в честь Зингера. Оба они справедливо рассудили, что лучшего места и времени для того, чтобы обойти Рут Якоби, просто не найти.

— А вы действительно банкир? — спросил Зингер, когда тот повторил свое приглашение.

— Действительно, — ответил тот. — Помимо этого, у меня есть большой текстильный бизнес… Но моя душа принадлежит идишу. Как я уже сказал, я выпускаю книги и организую вечера чтения на этом языке.

— А как идет ваш бизнес?

— Слава Богу…

— Это большой бизнес?

— Довольно большой, так что приходится много работать…

— Значит, будучи чрезвычайно занятым человеком, вы находите время для пропаганды идиша? — спросил Зингер. — Да, вы просто сумасшедший! И я обязательно напишу о вас рассказ. Кстати, «банкет у банкира»… Это звучит здорово. Очень хорошая аллитерация. Так что я принимаю ваше предложение!

Когда осчастливленный этим обещанием бизнесмен ушел, Шмуэль Шницер приступил к тщательно продуманному им интервью с писателем.

— Господин Зингер, — начал он, — представляли ли вы когда-либо в свои мечтах, что настанет день — и вы окажетесь подобном магазине в Стокгольме, чтобы подготовиться к церемонии вручения Нобелевской премии?

— Этот мир безумен. В нем возможно все, что угодно, — засмеялся в ответ Зингер. — Хотя трудно понять, каким образом книги, написанные для горстки оставшихся в живых евреев, вдруг стали бестселлерами на многих языках. Думаю, тут все-таки не обошлось без вмешательства неких высших сил…

— А как вы, господин Зингер, объясняете тот факт, что почти половина Нобелевских лауреатов этого года — евреи? — последовал новый вопрос Шницера.

— Как видно, Господь, да будет благословен Он, вложил в создание еврейского народа немало сил. Это — безумный народ. Это — замечательный народ. Это — народ, который отличается от всех прочих…

— Вы хотите сказать, что другие народы были созданы по-другому? — с явной иронией в голосе спросил журналист.

— Все другие народы — это просто народы, — ответил Башевис-Зингер, и наотрез оказался прокомментировать эту свою фразу.

Наконец, брюки и фрак были более-менее подогнаны по нестандартной фигуре великого писателя.

Время, когда увешанные полотнами великих мастеров, украшенные позолотой и видавшие виды стены Королевской Академии огласит певучий, лукавый, восточноевропейский идиш стремительно приближалось.

* * *

В пятницу 8 декабря 1978 года зал Шведской королевской академии был забит до отказа.

Здесь собралась вся элита шведского общества — аристократы, политики, бизнесмены, ведущие писатели, актеры и режиссеры страны. Были здесь и лидеры местной еврейской общины, и, разумеется, израильские и американские дипломаты. На предназначенной для выступления лауреата кафедре стояла ваза с цветами и стакан воды. С двух сторон от кафедры сидели 18 членов Нобелевского комитета.

Незадолго до начала лекции Башевис-Зингер предупредил их, что намерен начать ее на идиш. «Никто в этом старом, славном зале никогда еще не говорил на идиш, и, вероятнее всего, больше никогда и не заговорит», — пояснил он свое желание, и шведские академики лишь слегка приподняли брови, но ничуть не выказали своего удивления.

Когда отгремели приветственные аплодисменты, писатель оглядел зал и объявил, что сейчас он будет говорить на идиш — языке своего детства и своего народа. «Идиш — это язык, представляющий собой смесь средневекового немецкого и древнееврейского, а также вобравший в себя слова из языков многих народов, среди которых жили евреи», — пояснил он. Затем оперся обеими руками на кафедру и начал: