Они прибыли в эскадрилью, и до инструктажа оставалось еще какое-то время. Йони увидел там д-ра Эрана, который был в свое время врачом части. Д-р Эфраим Снэ, главврач командования пехотно-десантными войсками, поставил Эрана ответственным за врачебную часть, которая разместится в четвертом самолете, где будут и спасенные заложники. Эран назначил команду опытных врачей и санитаров, заготовивших массу медицинского оборудования, чтобы обслужить десятки раненых, которые ожидались. Йони и Эран обменялись мнением по поводу обслуживания раненых, при этом Эран напомнил Йони случай из прошлых лет. Один раненый боец остался тогда лежать на вражеской территории, рядом с ним был еще один боец, и Йони, находясь сравнительно далеко от места происшествия, добрался до них первым. «Покончив с этим заданием, Йони бегом бросился к ним, — рассказывает об этом Менахем Дигли, тогдашний командир Части. — Он попросту взял дело в свои руки. Это было очень характерно для Йони: быстро отреагировать на возникшую проблему и быстро ее решить. Он нас все время держал по рации в курсе дела и был очень спокоен — никакой паники. Он сообщил нам, что он в пути, успокоил по рации и солдата, который был с раненым, и сказал ему: „Мы на пути к тебе, будь спокоен“». Йони эвакуировал раненого, а потом им занялся врач Эран.
Сейчас в Лоде Эран заговорил о раненых в предстоящей операции и заметил, что число их определит степень успеха фактора внезапности.
«Йони говорил об операции очень обдуманно, — вспоминает Эран. — Он был, по-моему, в таком настроении, какое бывает у людей перед экзаменом. Кончил заниматься и был вполне готов. Дело решенное, осталось его выполнить, и все. Я почувствовал в нем не напряжение, а готовность натянутой пружины… Еще мне показалось, что он нестрижен, волосы всклокочены, и еще одно впечатление — что он устал, реакции были слегка замедленные».
В комнате для инструктажа эскадрильи Йони узнал, что Халивни, летчик четвертого самолета, провел несколько лет в Энтеббе и хорошо знает место. Халивни помнит, что это было до инструктажа, а Шани уверен, что разговор между Йони и Халивни состоялся после.
«Услышав об этом, Йони на меня набросился, как ворона на сыр, — говорит Халивни. — Минуту, обратился он ко мне, ты мне можешь рассказать о здании?»
Они склонились над большим столом для инструктажа с двух сторон. Йони расстелил чертеж летного поля и стал расспрашивать Халивни. Отвечая на вопросы, Халивни в то же время чертил схему здания на клочке бумаги.
«Йони хотел знать подробности о здании — от пожарной будки справа до контрольной башни слева. Он хотел знать, где лестница, какие там окна, каков подход к дверям и т. п. Особенно он интересовался внутренними переходами в здании. Он спросил меня, как добраться от зала для прибывающих пассажиров (таможенный зал) до зала для отъезжающих (большой зал), где находятся захваченные. Я ему сказал, что залы разделяет внутренний коридор (об этом в части не было известно; вход в проход, который виден на снимках, считался „вторым“ входом „таможенного зала“, в действительности же у „таможенного зала“ был только один вход), но не мог ответить на вопрос, есть ли в коридоре двери, через которые переходят из одного зала в другой».
Йони проявил большой интерес и ко входу на лестницу, ведущую на верхний этаж. Халивни сказал, что, насколько он помнит, входят на эту лестницу с другой стороны здания и поэтому, чтобы добраться до этого входа, надо сначала пересечь здание и выйти наружу с северной стороны. Почти так оно и оказалось в действительности. Йони также хотел знать точное расположение двери на втором этаже, выходящей на другую лестницу, ту, что ведет вниз, в большой зал, и находится, по сути, внутри него. Он выяснил с Халивни еще кое-какие дополнительные подробности, касающиеся других частей здания, а также расспросил его о площадке, примыкающей к фасаду терминала, по которой пробежит атакующий отряд, — а именно: есть ли у нее ограда или иные препятствия и каков ее грунт. Халивни рассказал ему также о контрольной башне, в частности о том, где расположены ведущие наверх ступени.