Последний бой Йони

Шани очень ценил Йони. «Мы были одного с ним звания, но я испытывал к нему уважение как к человеку, который, я знал, гораздо выше меня, — говорит Шани. — Моя оценка Йони строилась на… знакомстве с его личностью — частично по моим собственным наблюдениям, а частично по рассказам окружающих, создавших определенно героический образ. В нем сочетались выдающийся боец и интеллектуал… В моем представлении однозначно возник образ исключительной личности. Йони для меня встал в один ряд с могучими личностями нашей древности».

Цви, пилот-резервист у Шани, слышал от него о Йони фразу; которая врезалась ему в память. Йони проходил недалеко от них, и Шани сказал Цви: «Такого бойца у нас в стране еще не было».

Старый штурман не ожидал подобных слов от командира эскадрильи, которого знал много лет. «От Шани получаешь комплимент раз в полвека. Он человек серьезный, — объясняет Цви, — мы ведь с детства воспитаны на рассказах о героях прошлого. И услышать вдруг такую оценку от Шани было поразительно».

Шани еще сказал Цви: «…И шанс его при этом уцелеть — фифти-фифти».

В субботу утром начальник Генштаба, глава Оперативного отдела и командир эскадрильи встретились с главой правительства, министром обороны и министром иностранных дел. Начальник Генштаба получил утром доклад от главы разведки, генерал-майора Шломо Газита, по оценке которого, имеющиеся разведывательные данные действительно позволяют выполнить операцию. Перед тремя членами правительства представлен был план армии по освобождению захваченных, и начальник Генштаба однозначно заявил, что он его поддерживает и рекомендует. На основании этой рекомендации Рабин собрал специальную группу министров и после краткого обсуждения, на котором Перес выразил энергичную поддержку военной акции, группа утвердила план. На два часа пополудни назначено было заседание всего правительства. Именно оно решит в конечном счете, идти на операцию или нет.

Перед тем как солдаты Части выехали в Лод на военном автобусе, у них были час или два передышки. Во время совещания командиров и после него им особенно нечего было делать, поскольку приготовления в основном были закончены. Пинхасу, самому молодому бойцу в отряде, этот отрезок времени запомнился как очень трудная часть операции. Ожидание грядущего, когда к тому же есть время думать и заниматься самоанализом, далось ему нелегко. Яэль, секретарша Йони, которая давно знала Пинхаса — они учились в одном классе в средней школе, — подошла к нему утром, чтобы его подбодрить. Теперь Пинхас обдумывал, не написать ли чего-нибудь семье перед вылетом на операцию.

Дани Даган и Амицур в это время еще трудились над «мерседесом» и не заметили, что военный автобус с солдатами оставляет Часть. Они установили на «мерседесе» флажок Уганды на антенне слева и припаяли на фасаде машины маленький вымпел на металлическом стержне. Номера уже были заменены на «угандийские», сделанные из картона, и «мерседес» имел сейчас внушительный угандийский вид. Однако, на их взгляд, его облик еще не был совершенным. После ночной покраски остались неравномерные участки, и они продолжали обрызгивать машину черной краской из банок. Вдруг Дани заметил, что они здесь одни. Отправились в центр лагеря в поисках других бойцов из отряда, но увидели, что все уже уехали. Поспешно свернув флаг и прикрыв номера, они сели в машину и доехали на ней до аэродрома. До вылета еще оставалось время. Амицур поднял «мерседес» задним ходом в брюхо первого самолета, стоявшего на дорожке. Два «лендровера» уже были внутри, все машины привязали к полу самолета. Там, в Лоде, солдаты и офицеры Части встретились с остальными бойцами, участвующими в операции, которых было больше, чем их. Пинхас увидел, как некоторые парашютисты целуются с полковыми секретаршами, — приехавшими проводить их на аэродром.

Тем временем в Лод поступили снимки аэродрома в Энтеббе, сделанные два дня назад Мосадом. Без этих снимков операция едва ли бы состоялась. Из снимков следовало, что, по крайней мере в момент, когда они были сделаны, вокруг здания и на его крыше угандийцев было сравнительно немного. Это уменьшало опасность больших потерь и укрепляло уверенность в успехе операции. Йони быстро рассмотрел снимки и оставил их при себе, чтобы изучать их дальше и ознакомить с ними в Шарм-эль-Шейхе других участников операции.

Во время ожидания в Лоде врач Части Давид узнал, что его санитара решено не брать в Энтеббе. Лишь в последний момент, как видно, выяснилось, что в атакующем отряде есть лишний человек. Давид был недоволен этим решением. Оно означало, что ему самому придется больше заниматься пострадавшими как санитару, чем как врачу. «Я совершенно не сомневался, что мне будет не хватать санитара, чтобы оказать помощь раненым, — рассказывает Давид. — Йони был занят. Я подошел к нему и сказал: „Это ошибка“. Но он отрезал: „Вопрос закрыт“, — и этим кончил дело… Я понял, что причина в Алике. Алик — старый добрый солдат, на которого Йони полагался в момент боя, и он решил его взять».