…Очень скоро после визита Сталина в Грузию Лаврентий понял, что имел в виду вождь, говоря: «В ближайшем будущем партия понесет значительные потери». Дело было не только в заговорщиках – чем-чем, а заговорами в Советском Союзе никто никого удивить не мог. С троцкистами боролись, и боролись успешно, особенно после того, как на посту наркома внутренних дел Ягоду сменил начальник комиссии партийного контроля Ежов. Однако к концу тридцать шестого года Берия стал замечать, что троцкистов становится как-то уж слишком много, а партия все больше превращается в толпу, охваченную коллективным мороком. И бороться с этим было бесполезно, ибо безумие шло от партийной верхушки.
Сначала были речи – много речей. Берия вспомнил ноябрьский пленум тридцать шестого года. Сталин привычно и безнадежно призывал к умеренности,[72]
но это был глас вопиющего в пустыне. Один за одним выступали делегаты: враги… выжечь каленым железом… как бешеных собак… Даже члены Политбюро, и те шли все в той же колонне.Почему-то особо запомнился ему рассказ о заместителе Орджоникидзе Пятакове, поразил своей невозможной даже для тех времен иррациональностью. Заподозренный во вражеской деятельности, Пятаков решил реабилитировать себя и попросил «проверку делом» – он вызвался расстрелять всех приговоренных на августовском процессе 1936 года. Среди подсудимых была и его жена, хоть и бывшая, но все же когда-то любимая женщина. Берия нашел взглядом Серго: тот сидел, опустив голову, мрачный. Разговаривать с Лаврентием Орджоникидзе не пожелал. Приехав домой, Берия рассказал Нине про Пятакова.
– Не понимаю, как такое можно? Совсем с ума сошел человек от страха…
– Ты многого не понимаешь, – ответила жена. – А я уже вижу. Погоди, еще поймешь.
А на февральском пленуме в тридцать седьмом году он впервые нарушил устоявшуюся этику в отношениях со Сталиным. Доклад Жданова о внутрипартийной демократии Берия слушал с удовольствием. Да, верно, все так и есть, в парторганизациях допускают многочисленные нарушения устава. То, что секретари всех уровней давно уже не избираются, а назначаются, он знал прекрасно и был с этим согласен – иначе партия станет совершенно неуправляемой. Но хотя бы видимость соблюдения устава должна быть, собрания, пленумы и прочие мероприятия надо проводить согласно положенному графику, а не так, как это происходит: в конце года секретарь с помощником сели за стол и написали все протоколы…
А вот резолюция, которую на волне этого доклада принял пленум, его оглушила: провести ближайшей весной равные, прямые и тайные выборы в партии. Сначала он удивился, не понимая, зачем Политбюро понадобилось в такое сложное время полностью дезорганизовывать партию, которая худо-бедно, но все-таки управляла государством. А потом он представил себе, как будут проходить выборы, и похолодел, осознав, на пороге чего стоит ВКП(б). Тут же, в зале, он написал Сталину записку с просьбой принять его. Лаврентий совершенно не надеялся на встречу, но после заседания к нему подошел один из членов мандатной комиссии и пригласил к вождю.
– Вы все тут с ума сошли! – выдохнул Берия, едва переступив порог сталинского кабинета. – Что же вы делаете? И еще обо мне говорите, будто я идеалист!
Сталин повернулся к нему, светло-карие глаза по-кошачьи зажелтели от гнева, взгляд стал прямым и жестким.
– Ты пришел сюда нас учить? Тебе не нравится партийная демократия? – тихо, почти шепотом поинтересовался он. – Или, может быть, ты боишься потерять свое положение?
Месяц назад Берия растерялся бы и замолчал. Но сегодня он был слишком прав, чтобы спасовать даже перед Сталиным.
– Если я потеряю свое положение, я буду только рад. Сколько раз я просил меня отпустить. Мне эта власть и даром не нужна…
– Какой хороший человек, а? – иронично проговорил Сталин. – Ему и власть не нужна…
– Какой есть! – выпрямился Берия. – Буду, наконец, дома строить. А вот те, кому власть нужна, поведут себя знаете как? Вы хоть представляете, что начнется в стране, когда все партийные секретари будут вынуждены бороться за свою власть? Вы понимаете, как они будут бороться? Они же все пьют с начальниками управлений НКВД! Они будут убирать всех соперников с помощью чекистов! Вы с вашими выборами зальете партию кровью!
Берия говорил горячо, забыв о привычной субординации. Сталин слушал его молча, не перебивая, лишь в глазах плясал недобрый огонек.