Последний бой Пересвета

Обернулся Пересвет – Матерь Божия, девица! Чудо, как хороша! В расписанном розовыми бутонами платке, в крытой парчой соболиной шубке. По подолу красного сарафана жар-птицы золотыми крыльями машут. Из-под платка коса длиннющая выпущена, а в косу алая атласная ленточка вплетена. Что за диво? Да не Марьяша ли это?

– Экая красота! – улыбнулся Пересвет. – Вот это дело хорошее, так-то к празднику нарядиться! Говорил я, говорил тебе: не годится боярышне чумазой замарашкой по двору бегать да палкой махать! Так и ручки, и ножки нежные испортить недолго. Что жених-то на это скажет? Захочет ли загрубелую да загорелую ласкать?

Марьяша дрогнула, очи долу опустила:

– Нет у меня жениха. Или забыл?

– Ой, прости меня, милая! – опомнился Пересвет. – Заболтался. Прости старого невежду, не обессудь.

– А про то, что я сказала, когда ты меня за Яшку сватать приходил, тоже позабыл? – губы Марьяши дрожали, глаза наполнились влагой. – Я тогда сказала, за кого замуж пойду. Позабыл?

– Опомнись, девица, не греши! – со всей мыслимой строгостью заявил Пересвет.

– Получается так, что я должна, Пересветушка.

– Чем не показался тебе Яшка мой? Хороший он, пресветлый человечек.

– Не нужен мне Яшка твой! Не люб! – закричала Марьяна.

Ну вот! Случилось самое худшее: она заплакала! Что делать? Куда бежать?

– Мне надо поспешать, милая…

Чуя неладное, Пересвет засуетился, запахнул шубу, кинулся к воротам. Что за оказия! Ухватилась девица ручками за отворот шубы, крепко ухватилась, не отпускает, плачет, умоляет хоть на одну минутку ещё задержаться.

– Ох, милая, не терзай меня, не мучь! – взмолился Пересвет. – Ну, на кой тебе, боярышне, тысяцкого племяннице, сдалась такая орясина? Посмотри на меня с пристрастием. Огромен, груб, дыхание мерзостно, словно у змея былинного – поднеси лучинку, и полымя изо рта попрёт.

Девица смотрела на него зачарованно. А глазоньки-то какие милые, а ротик-то, словно цветочек пурпуровый, ласковым дождичком спрыснутый. Лепечет тихо, ласково:

– Говори, говори, Сашенька. Расскажи мне про змея сказочного.

– Дак рассказами-то дело не обойдется! А ну-тка представь, что такая вот орясина обнимать тебя станет, возжелает, воспалится. Что тогда?

– Пускай, пускай, – шептала она, прижимаясь лицом к его груди. – Пускай воспалится, я согласна!

– Ну и дурища! Срамница! – рявкнул Пересвет.

Ах, как напугалась она, как обиделась! И вот беда-то – не хотел он Марьяшу обижать. Ой, не хотел! Сам бы всякого её обидчика отметелил, а вот ведь пришлось же самому обидчиком сделаться! Решился Пересвет стоять на своём до конца.

– Что ж это творится-то на Москве, а! – возопил он, зная наверняка: на дворе пустым-пусто. – Девки мужикам на каждом углу себя предлагают! И какие девки, не чернолюдки, нет! Боярышни юные! И как предлагают-то! И за шубу хватают, и на грудь, слезами заливаясь, валятся!

– А коли и так, то что?! – просохли вдруг Марьяшины слёзы, и уж не за отворот шубы она ухватилась. За шею обняла! В лицо заглядывает. Чего это удумала? Ах, как сердце защемило! Как смотреть на Марьяшу грозно и чтоб с укором? А смотреть надо, надо довести дело до конца. И Пересвет, стряхнув с себя её руки, набрав полную грудь воздуха, произнес:

– Ну, коль ты стыда не боишься, то вот тебе, девица, мои последние слова. Не таким, как ты, милюзгам на богатырей засматриваться! Не по тебе моя дрына-то… да не та Дрына, что в ножнах, а та, что в портах. Ты мне, как мыша, мелкая. Что я с тобой делать-то стану, худосочная?! Коли мечтаешь, чтоб я воспалился на твой счёт, знай: я баб люблю, а не девок. Ты сначала вширь раздайся и титьки отрасти, а уж после меня Пересветушкой да Сашенькой величай. В тебе щас красоты – только сарафан яркий, а коли снять сарафан, под ним и ухватиться-то не за что! Замуж тебе надо, детей рожать. Вот!

Ещё пуще Марьяша обиделась, побледнела и будто осунулась. Только глаза большущие из-под платка смотрят:

– За кого замуж? За Яшку постылого?!

– А хоть бы и за него… – пробормотал Пересвет и уже успел подумать, что дело-то неплохо поворачивается. Обещал Яшке, что Марьяшу к нему под венец приведёт, и ведь может всё сладиться.

Зря Пересвет так подумал! Видать, все эти мысли на роже-то его тут же отразились. Глянула на него Маряша и усмехнулась. Горько так усмехнулась:

– А за Яшку твоего всё равно не выйду. Яшке твоему назло… и тебе!

* * *