— Пусть тебя не смущает моя слабость, — говорила она. — Я чувствую себя лучше, во мне сохраняются искра жизни и предчувствие, что я еще долго пробуду на этом свете. Скоро я избавлюсь от унизительной телесной слабости, которая завладела даже моим мозгом, и снова буду исполнять свои обязанности. Мне было жаль расстаться с Виндзором, но я преодолела эту привязанность к местности и рада переехать в теплый край, где окончательно поправлюсь. Верь мне, любимый, никогда я не покину ни тебя, ни брата, ни этих милых детей. Моя решимость оставаться с вами до конца и заботиться о вашем счастье и благополучии поддержит во мне жизнь, даже если смерть будет ближе, чем сейчас.
Ее слова успокаивали меня лишь наполовину. Мне не верилось, что лихорадочная живость Айдрис была признаком здоровья, а пылающие румянцем щеки означали выздоровление. Однако близкого конца я не ждал, нет, я даже убеждал себя, что она выздоровеет. Поэтому в нашем маленьком кружке царила веселость. Айдрис оживленно говорила о самых различных предметах. Прежде всего она хотела отвлечь нас от печальных мыслей и рисовала прелестные картины спокойного уединения в живописной местности; говорила о простоте нравов нашего маленького племени; об основанном на любви братстве, которое переживет гибель многочисленных народов, еще недавно населявших землю. Мы гнали от себя мысли о настоящем положении и отводили взгляд от безотрадных зрелшц, встречавшихся на нашем пути. Стояла зима во всей ее мрачности. Обнаженные деревья неподвижно чернели на фоне серого неба; по земле стлались морозные узоры, подражавшие летней листве; дороги заросли, в невспаханных полях царили трава и сорняки: к порогам хижин жались овцы; рогатый вол высовывал голову из окна. Дул холодный ветер; снег с дождем или метель придавали всему еще более печальный вид.
В Рочестере284
произошло событие, задержавшее нас там на целый день. За это время совершилось нечто, изменившее наши планы, а затем, увы, и весь ход событий, лишив меня новых моих надежд и ввергнув в пустыню отчаяния. Однако я должен сперва кое-что объяснить, прежде чем назову главную причину временных изменений в наших планах, и вновь обратиться к тем временам, когда человек шагал по земле без страха и когда Чума не была еще Королевой Мира.В окрестностях Виндзора проживала одна очень скромная семья, интересовавшая нас; вернее, нас интересовал один из ее членов. Клейтоны знавали лучшие дни, но из-за череды неудач отец семейства разорился и умер, а неутешная и больная вдова с пятью детьми переселилась в маленький домик между Итоном и Солт-Хиллом. Старшая девочка, которой в ту пору было тринадцать лег, под влиянием невзгод приобрела мудрость и твердость духа, свойственные более зрелому возрасту. Матери становилось все хуже. Люси ухаживала за ней, а младшим братьям и сестрам заменила нежную мать. Она выказывала столько доброты и такта, что снискала любовь и уважение всех соседей.
К тому же Люси была очень хороша собой; неудивительно, что к шестнадцати годам, несмотря на ее бедность, у нее не было недостатка в воздыхателях. Одним из них стал сын викария, юноша весьма достойный. Он был одержим жаждой знаний и уже немалого достиг в учении. Люси не получила образования, но от матери ей досталась утонченность, возвышавшая девушку над нынешним ее положением. Она полюбила юношу, еще сама того не сознавая. Во всякой трудности она обращалась к нему за помощью, а по воскресеньям просыпалась более радостная, чем обычно, зная, что на вечерней прогулке с сестрами встретит его и он к ним присоединится. Был у нее и другой поклонник — официант на постоялом дворе в Солт-Хилле. Он также был не без претензий на городской лоск, который перенял улакеев и горничных, сопровождавших своих господ; обучив этого человека жаргону и манерам столичных лакейских, они удесятерили его прирожденную наглость. Люси не отталкивала поклонника, на это она была неспособна; но присутствие его было ей неприятно, и она противилась всем его попыткам установить большую близость. Парень вскоре обнаружил, что у него есть счастливый соперник; это превратило его мимолетное увлечение в страсть, в основе которой лежали зависть и подлое желание лишить соперника его преимущества.