Последний человек

Нет, я не буду жить на природе, раз я враг всему, что там обитает. Я уйду в город — в Рим, столицу мира, венец всех человеческих свершений. На его улицах, на священных его руинах, среди поражающих воображение памятников человеческому гению, я не увижу того, что вижу здесь. Здесь все позабыло о человеке, глумится над его памятью и уродует его творения; на каждом холме и в каждой долине потоки, выйдя из указанных человеком границ, растительность, освободясь от созданных им законов, его жилища, заполоненные сорняками и плесенью, — все заявляет, что могуществу человека пришел конец, что род его стерт с лица земли.

Я приветствовал Тибр, ибо он принадлежит человечеству. Я приветствовал дикую Кампанью³⁸⁷, ибо здесь повсюду ступала нога человека; и даже давнее запустение свидетельствовало о могуществе человека, ибо это он дал названия и священный смысл тому, что иначе было бы лишь пустынной тропой. Я вошел в Вечный город через Порта дель Попало³⁸⁰ и почтительно склонился перед их освященными временем камнями. Широкая площадь³⁸⁹, окружавшие ее храмы, уходившая вдаль Корсо³⁹⁰, величественное здание Тринита деи Монти³⁹¹ казались творениями волшебников — так они были безмятежны и прекрасны. Был вечер; животные, все еще населявшие великий город, ушли на покой; в тишине слышалось лишь журчание многочисленных фонтанов; и эти однообразные и нежные звуки баюкали мою душу. Меня утешала мысль, что я нахожусь в Риме, в городе чудес, прославленном своими героями и мудрецами, равно как и могучим воздействием на воображение людей. В ту ночь я уснул спокойно; огонь, все время пылавший в моем сердце, угас.

На следующее утро я усердно принялся за поиски забвения. Из Палаццо Колонна³⁹², где я провел ночь, я вышел в его сад, расположенный террасами. Поднявшись по ним, я оказался на Монте-Кавалло³⁹³. Там сверкал на солнце фонтан;³⁹⁴ в синее небо возносился обелиск³⁹⁵. Статуи, творения Фидия и Праксителя, возвышались во всем своем величии; изображенные ими Кастор и Пол-лукс могучими руками укрощали зверя³⁹⁶. Если эти фигуры действительно изваяны великими скульпторами древности, сколько же человеческих поколений они пережили! Сейчас на них смотрел последний из человеческого рода, который они представляли и обожествляли. Думая о бесчисленных людях, которых пережили эти мраморные полубоги, я ощутил все свое ничтожество; однако позже пришедшая мысль вернула мне чувство собственного достоинства. В этих статуях была увековечена сама поэзия; а если так, то сравнение становится менее обидным и даже поэтическим.

— Я в Риме, — повторял я себе. — Я вижу его и даже запросто общаюсь с этим чудом света, с верховным владыкой человеческого воображения, величественно пережившим миллионы человеческих поколений. — И я пытался облегчить страдания моего изболевшегося сердца, вникая даже теперь в то, что в юности так жаждал увидеть. Рим весь насыщен реликвиями древности. Самые убогие его улицы усеяны обломками колонн и капителей, коринфских и ионических, и сверкающими кусками гранита и порфира. В стены самых бедных домов вмурован рифленый пилястр или кусок стены, некогда составлявшей часть Дворца Цезарей³⁹⁷. Голос минувшего еще звучит здесь: он исходит сгг этих немых предметов, славных творений человека.

Я обхватывал руками мощные колонны храма Юпитера Статора, сохранившегося там, где был некогда Форум;³⁹⁸ прижавшись горячей щекой к их вечной прохладе, я пытался утопить свои нынешние страдания и одиночество, воскрешая в памяти все, что знал о минувших веках. Я радовался, когда мне это удавалось, и представлял себе Камилла³⁹⁹, Гракхов⁴⁰⁰, Катона⁴⁰¹ и героев Тацита — этих ярких метеоров в мрачной ночи империи. Когда в моей памяти, открытой им навстречу, звучали стихи Горация и Вергилия или пылкие тирады Цицерона, я ощущал давно забытый восторг. Я радовался при мысли, что вижу места, которые видели они; что нахожусь там, где их жены, матери и толпы безымянных современников рукоплескали, воздавая хвалу этим несравненным образцам человеческого рода, или оплакивали их. Наконец-то нашел я утешение. Не напрасно стремился я в Рим и его окрестности — здесь я нашел бальзам для многих тяжких ран.