Последний дар жреца

Сэмюел несколько раз перечитал послание, пытаясь разобрать его смысл. Семь жетонов, властелин солнца, зажечь шесть лучей, бессмертный жар... Конечно, всё это имело прямое отношение к Камню. Однако некоторые выражения были не слишком очевидными, и он понимал, что Клугг вполне мог решить: приложив монету к солнцу, превратишь ее в золото. Но тут речь шла не об алхимии, а всего лишь о «путешествии»: его сердце превратится в ключ, отпирающий время!

СЭМ: Ты самая невероятная из всех двоюродных сестер этой галактики!!! Слушай, вот как я понимаю этот текст. По-моему, жетоны = монеты. То есть нужно собрать вместе 7 монет с отверстием, чтобы Камень по-настоящему заработал (в можно будет самому выбирать время?). 6 лучей — это лучи солнца. Как их зажечь? Понятия не имею. Солнце должно как-то загореться, наверное? Бессмертный жар — похоже, это про то жжение, о котором я тебе говорил: ты как бы горишь, но при этом не умираешь = жар + бессмертие... Ну, я так считаю! А ты что думаешь?

Он подождал, надеясь, что мальчикспляжа подтвердит его догадки, но четверть часа спустя вынужден был признать: по всей видимости, мальчикспляжа уже крепко спит...

18      СЮРПРИЗ

Это был знаменательный день — и толпа ему соответствовала: на парковке спортклуба негде было яблоку упасть. Рудольф ругал весь белый свет (слабое утешение), пока смог наконец припарковать свой сверкающий новенький внедорожник «порше» в ста метрах от входа, за каким-то обшарпанным зданием. Он, наверное, уже жалел, что вызвался сопровождать Сэма. Бабушка надела нарядное платье в цветочек, которое придавало ей цветущий вид, хотя на душе у нее было довольно пасмурно. А дедушка без конца говорил на такие увлекательные темы, как красная фасоль в банках и другие наиболее популярные у американцев виды консервированных продуктов. Сэм за всю дорогу ни разу не раскрыл рта, чтобы все понимали, что везут человека на бойню против его воли, — потому что так оно, черт возьми, и было. Тетя Эвелин не соизволила к ним присоединиться — гораздо более полезным в воспитательном отношении видом спорта она считала хоккей и тысячу раз говорила об этом Аллану. Что же до Лили, то ее попросту с собой не взяли, чтобы держать подальше от кузена. Утром Лили прислала Сэму сообщение о том, что всё равно она заказала себе кучу книг в библиотеке и в любом случае не смогла бы с ними поехать. В каком-то смысле Сэмюел был этому даже рад.

Войдя в спортивный зал, он инстинктивно первым делом поискал глазами Монка. Трибуны были уже наполовину заполнены, зрители шумно разговаривали, и их голоса гулким эхом отражались от металлического потолка. Прожекторы, установленные под самой крышей, освещали шесть матов-татами, которые сейчас с проверкой обходили арбитры. Капитаны команд переговаривались друг с другом, несколько дзюдоистов разогревались, одетые в тренировочные костюмы, а в судейском углу изучали таблицу матчей на мониторах. Только вот Монка что-то было не видно... Острый бронхит? Вывихнул руку, когда намазывал себе бутерброд арахисовым маслом? Внезапно проснулась совесть и он решил, что ему противна мысль о том, чтобы выбивать зубы младшим товарищам? Придумывать причины, почему Монк не явился на соревнование, можно было бесконечно...

Сэмюел оставил родных на трибуне Николя Жиля — по имени великого канадского чемпиона — и без особого энтузиазма двинулся в направлении раздевалок. По дороге он столкнулся с мастером Яку, приветствовавшим его едва заметной улыбкой. Мастер Яку всегда был очень сдержан, что не мешало ему проявлять живейший интерес к своим ученикам и о некоторых знать даже больше, чем знают их собственные родители. Именно этими его человеческими качествами объясняли умение Яку — в те времена, когда он еще участвовал в чемпионатах, — предугадывать действия противника.

— Я рад, что ты пришел, Сэмюел, — сказал он. — Знаю, ты не горел желанием участвовать в состязании, но это будет для тебя полезный опыт. Не бойся доверять себе, хорошо? А теперь иди переодевайся и как следует разомнись.

Сэм буркнул невнятное «спасибо», по-прежнему убежденный в том, что на самом-то деле ему бы следовало немедленно сесть в самолет и улететь на другой конец земли. Он выбрал себе шкафчик подальше от входа и медленно начал раздеваться, стараясь не слушать шутки ребят по поводу предстоящего состязания. Младше него тут почти никого не было — ведь четырнадцать ему исполнилось всего неделю назад! — так что его шансы достойно выступить на соревнованиях стремились к нулю. Он надел кимоно — точнее, дзюдоги, — повязал свой недавно полученный коричневый пояс[33], сделал несколько отжиманий и других упражнений и одним из последних вышел в зал.