Последний демиург

Невзрачное четырёхэтажное здание, определённо, когда-то было белым. Нарядным, чистым, новеньким и аккуратным. Но потом, когда девственная белизна приказала долго жить, его перекрасили в розовый, который с годами превратился в грязно-серый. В нескольких местах допотопная штукатурка осыпалась, обнажая краснокирпичную кладку. Флигеля явно строились по нужде, а не по замыслу архитектора. Из-за этих нелепых пристроек здание утратило всякую симметрию и стало унылой бесформенной громадиной.

Искалеченный дом для искалеченных людей...

"ГО-РОД-СКА-Я БОЛЬ-НИ-ЦА", – прочла Вереск и удивилась, что смогла понять чудаковатые белые закорючки на тёмно-серой вывеске.

Больница. Больница...

Что-то такое знакомое. Такое близкое...

Штукатурка осыпалась. Давно ремонт нужен. Чёртова лампа жужжит и жужжит, с ума сводит, надо электрика вызвать, а он, собака, в запой ушёл. Беда...

– Нам сюда. – Безликая потянула её за собой: одно из окон на четвёртом этаже оказалось распахнутым.

Грязный серо-голубой кафель. Кабинки. Пожелтевшие толчки и жуткая вонь, сбивающая с ног.

Хлорка! – вспомнила Вереск и ахнула. – Так пахнет хлорка!

– Что? – хмыкнуло Забвение. – Запах родины нам сладок и приятен[1]? Пошли. Мужской сортир не лучшее место, чтобы предаваться меланхолии.

И они действительно пошли, а не полетели. В тёмных коридорах раздражающе мигали лампы. За облезлыми дверьми раздавались стоны, шёпоты и приглушённые разговоры. У стен стояли каталки и скамейки, а на посту мирно дремала медсестра в смешной голубой шапочке.

Марина, – подумала Вереск. – Её зовут Марина, и она недавно вышла замуж. Очень хочет ребёнка, девочку, но забеременеть никак не может...

Откуда я это знаю?!

– Сюда, – скомандовала Безликая, распахивая дверь. – Заходи и любуйся. Или так и будешь в коридоре торчать?

В палате царил полумрак. Койка пряталась среди разномастного оборудования. Многочисленные датчики пищали. На экранах мониторов зеленели дёрганые линии, сменяли друг друга малопонятные показатели. Пахло спиртом, нашатырём и безнадёгой.

На кровати, бледный, исхудавший, оплетённый прозрачными трубками, лежал Ладимир...

1. Неверная цитата А.С. Грибоедова "Горе от ума". Правильно так: "И дым Отечества нам сладок и приятен".

Глава тридцать шестая

Вереск почувствовала, что задыхается.

– Ладимир! – вскричала она и бросилась к кровати. – Ладимир! Проснись! Это я! Я! Вереск!

– Зря стараешься, – фыркнула Безликая. Она небрежно привалилась к стене и принялась лениво разглядывать ногти на холёных руках. – Он тебя не слышит.

– Неправда! – Голос дрожал и срывался. – Ты врёшь! Ты всё врёшь! Он слышит меня! Он всегда слышит меня! Всегда! Каждый день! Даже, если меня нет рядом!

– Тебя ли? – черноволосая девица ухмыльнулась. – Ты уверена?

Вереск была уверена.

Всё вокруг казалось пугающе знакомым. Она не сомневалась, что на подоконнике стоит кувшин с водой, а из окна виден край спортивной площадки и клён, которому в прошлом году спилили верхушку. Она знала, что стóит щёлкнуть выключателем и противно зажужжат лампы, а одна будет раздражающе моргать, и ничего с ней не сделаешь, потому что электрик в глубоком запое...

И ремонт давно нужен: штукатурка осыпалась.

Взгляд зацепился за полинялую репродукцию над изголовьем, и Вереск сглотнула ком, подкативший к горлу: бескрайняя равнина, покрытая розовым цветом, а над ней – ясное голубое небо и громады белых облаков...

Особое место...

Я была здесь, – поняла она. – В этой больнице. И была не раз. Я – часть этого мира, а он – часть меня.

– Не торопись с выводами. – Забвение качнуло головой, отбрасывая с плеча чёрную гриву, и схватило с прикроватной тумбы выцветшую фотографию в простецкой раме.

Вереск рассмотрела на снимке троих. Одетые в чуднЫе полосатые туники, они улыбались, обхватив друг друга за плечи. Боцман, Штурман и... Ладимир.

Устойчивые отражения реальности в сознании демиурга...

За спинами друзей реяло знамя: косой синий крест на белом поле.

– Погоди немного. Сейчас начнётся самое интересное. – Безликая вернула фото на место. – Слышишь шаги?

И действительно: по коридору кто-то шёл. Тихо, торопливо и деловито, как ходят только те, у кого забот невпроворот, а времени – мало.

Дверь отворилась бесшумно.

– Привет, герой, – сказала миниатюрная девушка в коротком белом халатике и включила свет. – Скоро капельницу ставить. Ты как? Готов? Ну и погодка сегодня! Дождь всю ночь лил, а с утра туман такой – ни зги не видно.

Незнакомка непринуждённо щебетала обо всём сразу и ни о чём конкретно, а Вереск попятилась. Она отступала назад, пока не упёрлась спиной в стену. Глаза чуть не вылезли из орбит, а волосы на затылке встали дыбом.