– Две свечи, по длине своей равные росту Хишама, стоящего с поднятой рукой. Она ответила на мои молитвы, теперь пришло время и мне сдержать свое обещание.
– Вне всякого сомнения. Чего ты ждешь от меня, ʼУмм Зайдан?
– Двух свечей.
– Бери цену четырех свечей, двадцати, ста… Все тебе отдам, ʼУмм Зайдан.
– Нет-нет, не надо. Я копила денежки, пока работала здесь, я заплачу из своих сбережений. Я хочу еще, чтобы Хишам сам зажег обе свечи. Я пообещала Госпоже…
– А что, если ты не найдешь таких длинных свечей?
– Тогда я найду свечника, который отольет мне их.
– Да будет так, ʼУмм Зайдан.
Я мог бы поднять ее на смех и спросить: в чем причина ее уверенности в том, что именно Госпожа вернула Хишаму речь и силу ног? Почему Она не сделала это много лет назад и без обещанных двух огромных свечей? Если Она может исцелить каждого, так почему же не делает этого, освобождая мир от медицины, медиков, медсестер и госпиталей? Или же Она ждет от больных унизительных даров?
Я мог сказать это – и даже больше этого – ʼУмм Зайдан в лицо, но, услышав ее слова, почувствовав горячую силу ее веры, словно оказался игрушкой в руках исполина… Ее тихая, чистая, немного безумная богобоязненность превратила в прах все философии, изнутри распиравшие мою голову. Это она – доктор философии, а не я. Ее свечи – нечто более сильное, чем все ракеты, направляемые учеными в космос.
Мне подумалось, что я больше нее достоин циничной издевки.
Неудивительно, что весть о «чуде Госпожи», случившемся в семье доктора Мусы ал-ʻАскари, быстро разнеслась по всей деревне. Полчища зевак разного пола, возраста и социального статуса медленно поползли к нашему дому, который благодаря толпам незваных гостей превратился в полулегендарный храм или дешевый, но не менее популярный бар. Я устал отвечать на расспросы людей, непременно желавших узнать все до единой детали выздоровления Хишама, вплоть до точно определенного часа и минуты, когда это произошло. «Где это случилось?» «Что Вы почувствовали в тот момент?» «Как Вы повели себя, увидев, что сын теряет сознание?» «Вы были счастливы тому, что он ходит?» Все хотели увидеть ребенка и потрогать его, дабы удостовериться в том, что все это правда; некоторые визитеры пытались даже унести с собой прядь волос Хишама или нити из его одежды в качестве новой деревенской святыни.
Я встал между толпой и мальчиком и начал говорить односельчанам, что Хишам устал, врач запретил его тревожить. Если бы не моя невинная ложь, эти фанатики не оставили бы на голове сына ни одного волоска, не говоря уже о его одежде, бинтах или покрывале.
Впрочем, я не удивлен реакции односельчан на то, что произошло с Хишамом пару часов назад среди роз, шипов, камней и цветов сада, ведь я и сам потрясен произошедшим. И все же мое удивление – явление совсем иного рода. Эти сельские люди, в особенности необразованная их часть, свято уверены в том, что Хишамово «чудо» сломило ход вечного порядка вселенной. В исключительном случае совершить такой перелом, по их мнению, под силу только Создателю Небес и Земли, слышащему горячую молитву своей твари, переданную неким предызбранным праведником. Они думают, будто Он не обращает внимания на нужду создания без совета или крика посредника, вот потому человеку и остается уповать на заступничество святых или на магический эффект от возжигания свеч либо принесения жертв. Простые люди действительно думают так, и вместе с тем обращаются к Богу исключительно в приказных тонах, будто бы они – Его господа, а Он – их верный, преданный слуга.
«
«