Последний день лета

– Дай мне слово, что ты его не пристрелишь, а будешь тихо присутствовать на допросе.

– У меня с собой нет оружия, – мрачно ответила она.

Следователь стукнул в дверь костяшками пальцев, и спустя мгновение она распахнулась.

Появившийся на пороге Тягачев хмуро оглядел визитеров.

– Кажется, я предельно ясно высказался…

Богданов втолкнул его внутрь.

– Пройдемте.

– Да как ты смеешь, капитан? Погонов хочешь лишиться? – взревел Тягачев.

– Садитесь! – Богданов обернулся к Ульяне. – Замкни входную дверь.

Тягачев застыл посреди гостиной.

– В чем дело?! Объясните?!

– Садитесь! – повторил Богданов, но только теперь еще жестче.

– Ну хорошо… – голос Тягачева был не то злорадным, не то угрожающим. Он сел на софу и с преувеличенным вниманием приготовился слушать.

Ульяна, как только вошла, осталась стоять в дверях гостиной. Богданов сел в кресло, выложил на стол телефон и включил диктофон.

В комнате прозвучали те же голоса, которые звучали здесь тридцать минут назад.

«– Вот, значит, до чего ты докатился, Вадим. Вижу, добра не помнишь. А что, если я сам расскажу Ульяне и Кириллу, какую роль ты лично сыграл в устранении их отца?»

Услышав первые фразы, Тягачев переменился в лице и устремился вперед. Но Богданов оказался проворнее, взял телефон и, увеличив громкость, сказал:

– Придется вам дослушать до конца.

Тягачев замедленно вернулся на свое место, прикрыл глаза и больше не двигался.

«– Только посмейте, – прозвучал голос Флеера. – Вы сами мне приказали.

– Что? Когда? А ну-ка, напомни?!

– Вы сами приказали увезти Железняка в приемное отделение, но при этом не торопиться. Вы знали, что живым его не довезти и надо вызывать кардиологическую реанимацию!

– Что ж ты не вызвал?

– Это вы убили его! Вы!

– Дурачок… Неужто не понимаешь, что все равно окажешься крайним?

– Смотрите, как бы вам не оказаться крайним!

– Та-а-ак… А ну-ка, выкладывай. Что за камушек ты прячешь за пазухой?

– Я видел, как вы тащили Гурову в гримваген!..»

После этих слов Тягачев задергался, словно в конвульсиях, с размаху грохнул кулаком по столу и посмотрел на Ульяну:

– Это неправда!

– Голос свой не узнали? – справился следователь и переключил диктофон на запись.

– Это была подстава! Вы не знаете Флеера! Он страшный человек!

– Не страшнее вас, – твердо проронила Ульяна и направилась к Тягачеву.

Он вдруг съежился и на глазах превратился в испуганного, оглушенного человека.

Ульяна взяла его за руку и приказала:

– Закатайте рукава!

Он огрызнулся:

– Не смей мне приказывать…

– Нам не составит труда получить разрешение на забор вашего биоматериала, – вмешался Богданов. – И если он совпадет с частицами кожи, которые обнаружили под ногтями Гуровой, вам – конец. Не лучше ли смягчить свою участь и начать сотрудничать со следствием?

Тягачев молча расстегнул манжеты, закатал оба рукава и продемонстрировал предплечья.

– Как и когда эти царапины появились на ваших руках? – спросил Богданов.

– Меня поцарапала Лена…

– Громче!

– Меня поцарапала Елена Петровна Гурова в ходе ссоры, которая состоялась вечером в ее номере за день до ее смерти.

– Вы подтверждаете, что ссорились с Гуровой?

– Подтверждаю.

– Что явилось причиной ссоры? – спросил следователь.

Лицо Тягачева приняло сосредоточенное выражение. Теперь он выглядел предельно собранным и, казалось, искал оптимальную возможность выскользнуть из пиковой ситуации.

– Личные отношения.

– Хотите сказать, что у вас с Еленой Петровной были личные отношения? – с недоверием повторила Ульяна. – Вы были любовниками?

– В последнее время – нет. Но некоторое время назад мы встречались.

– Врете! Вы нагло врете! – Ульяна потеряла контроль над собой и по-звериному оскалилась в лицо Тягачеву. – Подлый вы человек! Убийца!

Богданов обнял ее за плечи и отвел в сторонку.

– Охолонись, Уля. Еще не время расстреливать все патроны. – Закончив с ней, он обернулся к Тягачеву:

– Предположим, что вы повздорили с Гуровой вечером на почве личных отношений. Но зачем вы втолкнули ее утром в гримваген?

– Была причина. – Тягачев говорил спокойно, полностью контролируя себя. – Хотелось договорить.

– Вы убили Гурову? – неожиданно спросил Богданов.

– Идите к черту! Зачем бы мне понадобилось убивать старую кошелку?! На почве страсти?!

– А кто вас знает.

– Елена была язвой, могла задеть или унизить любого. – Тягачев перевел взгляд на Ульяну. – Скажи ему!

Та нехотя подтвердила:

– У нее был сложный характер.

– Вот и представьте: слово за слово, обида за обидой, оскорбление за оскорблением, и пошло…

– Что? – поинтересовался Богданов. – Что пошло?

– Я влепил ей пощечину. Она меня поцарапала.

– Но вы не назвали причину, – сказала Ульяна. – О чем вы говорили? Что обсуждали?

– Причина – ее вздорный характер.

– Тогда поговорим о том, что произошло между вами в гримвагене, – распорядился Богданов.

– Мы поговорили, и я ушел.

– Но, судя по тому, что сказал Флеер…

– Что еще рассказал этот мерзавец? – вскинулся Тягачев.

– Он сказал, что вы затащили Гурову в гримваген. Ни больше ни меньше, – сказал Богданов, выделив интонацией слово «затащили».

– Чтобы тащил, такого не припомню. Я предложил, она согласилась.