Смогу ли медленно разорвать Ката на части, задействуя дыбу, пока его тело не перестанет сопротивляться?
Такой уж ли я бессердечный и безжалостный.
Что ж, выясним.
Ухватившись потными ладонями за рычаг, я ещё раз толкнул его. Стол затрещал, кожа наручей заскрипела, и Кат забился в судорогах, крича:
— Твою мать, стой! Боже, что… что ты хочешь? Прекрати…
— Я ничего не хочу, — ответил я, останавливая механизм. Его суставы были на пределе. Пока что.
И всё же, насколько удивительно человеческое тело. Через час в таком положении начнут рваться хрящи, растягиваться сухожилия, кости стонать от натяжения. Но стоит его отпустить, и всё восстановится. Потребуется время, чтобы окреп позвоночник, выздоровели внутренние органы, но в долгосрочном эффекте, от пытки дыбой не останется и следа.
Я знал это.
Ведь я сам тому прямое доказательство.
Я обошёл вокруг стола, снова вооружившись дубинкой. Вопрос Ката врезался в сознание. «Чего ты хочешь?». Если честно, я не хотел ничего. У меня была Нила, и этого достаточно, но на этот шаг я пошёл не только ради неё, так же за Жасмин, Кестрела, да даже за Дэниеля.
Это было для них.
Резко остановившись, я посмотрел на отца.
— А знаешь что? Есть у меня всё же одно желание, — сказал я, переместившись от головы к ногам моей жертвы.
Кат попытался проследить за мной, но не смог поднять и головы — поза не позволяла.
— Что… что угодно. Скажи, и я сделаю. Ты хороший сын, Джетро. Мы забудем это и двинемся дальше.
— В твоих словах есть доля правды, отец. Я забуду и двинусь дальше, а вот ты потерял такую возможность, когда выкрал Эмму и позволил Бонни манипулировать тобой.
Как только покончу здесь, займусь бабулей. Заставлю пожалеть о том, что стала кукловодом для своих близких.
— Бонни мертва, — напряжённо выдохнул Кат. — Умерла от сердечного приступа незадолго до твоего появления.
Я замер.
Смерть прибрала её в обход меня. Может и к лучшему. Того и гляди я сорвусь и струшу, уступив эмоциям Ката. Забрать ещё одну жизнь у меня явно не хватило бы сил.
— Мне жаль. — При всей моей ненависти к бабушке, к её безжалостности, Кат любил и одновременно боялся своей матери. Я позволил себе прочувствовать это — его боль. Сильную. Он раскаивался и осуждал себя, но этого было мало для искупления. Несмотря на боль, он всё ещё думал, что сможет избежать кары.
Как же старик ошибался.
Подняв дубинку так, чтобы она оказалась в его поле зрения, я подошёл.
— Помнишь, на ком ещё ты использовал это? — Я вздрогнул, поборов пытавшиеся вырваться воспоминания о том ужасном, судьбоносном дне — дне, когда я понял, что мой отец никогда не поймёт меня, когда понял, что должен оставаться сильным не ради себя, а ради моей сестры.
В тот день он преподал мне здесь последний урок. Урок, который помогал хранить верность семье, пока не появилась Нила.
— Кайт… стой, — нервно сглотнув, проговорил Кат.
— Нет, ты больше не вправе отдавать мне приказы, — удовлетворённо постучав по ладони дубинкой, ответил я. — Я ждал слишком долго.
Была в дыбе ещё одна особенность — тело растянутого на ней человека становилось сверхчувствительным. В такой позе естественные защитные оболочки из хрящей и жира не могли защитить.
Удары, которые я наносил до этого, может, и могли причинить боль, но не могли убить. Боль может и была острой, но вполне терпимой. Но сейчас… если я ударю сейчас, боль будет просто невыносимой.
Всего одно лёгкое касание могло сломать колено, а несильный толчок выбить локоть. Кат физически был в очень уязвимом положении, теперь нужно было добиться такого же результата и в эмоциональном плане.
Сердце бешено забилось. Я не хотел этого делать. Но сделаю.
— Хочу, чтобы ты знал, я буду с тобой на каждом шагу. Пусть я и не смогу отключиться от твоих переживаний, но сделаю это всё равно. Ибо это не ради меня. — Расставив ноги, я замахнулся. — А ради Жасмин. Ты наконец-то узнаешь, что чувствовала твоя дочь в тот день.
— Джет, нет, не надо. Не надо…
Кат понял, что произошло — я больше не буду сдерживаться. Больше не буду мягким и снисходительным.
До этого была лишь разминка.
А сейчас… сейчас очередь настоящего наказания.
— Извини.
Тяжело сглотнув, я дал волю чувствам и ударил отца дубинкой по лодыжке. Последствия были ожидаемые. Таранная кость приказала долго жить. Надо же, как легко вспомнилась биология — названия частей тела, которые меня особо никогда не волновали, вдруг всплыли в памяти прежде, чем дубинка раздробила их на куски.
Казалось, комната сначала схлопнулась вовнутрь, а потом взорвалась — Кат сделал резкий вдох, а потом закричал.
Его крик, ударившись о крышу, рухнул вниз, задребезжав в древнем окне.
Его крик вернул меня в тот день, который я так старался забыть.