— Прекрати! — Плевать, что я был накрепко привязан к дыбе. Плевать на кровь, стекающую по запястьям из под грубых кожаных ремней. Всё, что меня сейчас волновало, это беззвучно рыдающая у ног Ката Жасмин. — Оставь её в покое!
Тяжело вздохнув, Кат убрал влажные волосы со лба. Этот урок был самым худшим. Он приложил все усилия, чтобы я остался равнодушным к тому, как он истязал Жасмин. Заставлял меня оставаться стойким и спокойным, подключив к монитору сердечного ритма, чтобы отслеживать положительные изменения.
После первых нескольких уроков, он больше не мог терпеть мою ложь, стараясь понять, есть прогресс или его нет.
Прогресса не было.
Не важно, что он делал со мной, я не мог остановить то, что было для меня так естественно. Я чувствовал то же, что и другие, и не мог «отключить» эту способность. Да и как я мог, если не знал способа?
Посему, отец удвоил старания, заставив ходить с ним на охоту и стрелять в несчастных кроликов и оленей. Он угрожал причинить боль Кестрелу и приводил Жасмин смотреть на мои пытки. Поначалу он её не трогал, и одно её присутствие заставляло меня работать усерднее.
Ни на одном уроке она не проронила и слова, просто смотрела на меня грустными глазами, обняв себя за плечи, пока Кат делал всё, чтобы я перенял его внутреннее спокойствие. Чтобы принял его жестокость. Чтобы стал таким же, как он.
Поначалу, я желал, чтобы это сработало. Я поднаторел во лжи, и Кат уже было начал верить, что «излечил» меня, а потом подключил к «детектору лжи» и кардиомонитору. И врать я уже больше не мог.
Жасмин сидела, сжавшись, не поднимая глаз у ног отца. Он не стал в этот раз использовать лезвия, бил её собственными руками, заставляя меня сосредоточиться на его мыслях, а не на её.
Стать хищником, а не добычей.
Стать безжалостным, а не сострадающим.
Стать чудовищем, а не жертвой.
Писк сердечного ритма на мониторе рушил все надежды, показывая Кату, насколько же я был безнадёжен. Меня нельзя исправить. Невозможно.
— Отпусти её, прошу.
— Я отпущу её, когда ты научишься контролировать ЭТО, — вытирая лицо носовым платком и глядя на меня с отвращением, ответил Кат.
— Я не могу!
— Можешь!
— Нет, не могу!
Пока мы с отцом скалились друг на друга, Жасмин ускользнула. Её розовое платьице запачкалось вековой амбарной пылью, так же, как и чёрные колготки.
Пусть он орёт.
Чем дольше я смогу приковывать его внимание к себе, тем больше у Жасмин будет шансов сбежать.