Последний долг

— Тебе нравится сила и власть над ней. Нравится осознавать, что ты породил — ты можешь и убить, — проговорил я, и слова мои показались слишком взрослыми для четырнадцатилетнего мальчишки. Поверит ли он?

Всего на мгновение в душе расцвела надежда.

Тут же разбившись о реальность.

— Нет, Джет, — ответил Кат, и снова пустил в ход нож. И на этот раз… порезав нежную кожу сестры. Слёзы брызнули из её карих глаз, но она даже не вскрикнула. — Я ненавижу всё это. Мне невыносимо делать такие вещи с моими детьми. И я ненавижу тебя за то, что вынужден так поступать.

Кончиками пальцев я коснулся потускневшего от времени тонкого лезвия, брошенного на столе. Я мог бы разрезать его. Мог бы заставить почувствовать то же, что чувствовала тогда Жасмин. Но у меня была идея получше.

Тяжело дыша, прошёл мимо плети девятихвостки, и схватил большую дубинку. Она была очень похожа на ту, что обычно носят и применяют полицейские, но в два раза толще и тяжелее. Такой легко переломать конечности, превращая кости в мелкое крошево.

Я повернулся лицом к отцу. Кат лежал ничком, привязанный к дыбе, широко распахнув глаза.

— Помнишь это?

— Я помню, как ты ныл, когда я использовал эту штуку, — сглотнув, ответил он.

Память услужливо подкинула мне картинки прошлого. Как он избивал меня, оставляя синяки, преподавая мне урок за уроком.

— Тебе не кажется, что будет справедливо, если ты узнаешь причину, по которой я кричал?

— Кому как не тебе знать, что я не наслаждался тем, что делал, — выкрикнул Кат. — Я пытался спасти тебя от тебя самого. Вы были моими детьми. Разве у меня не было права употреблять плоть и кровь свою, чтобы помочь первенцу?

— Слова употреблять и злоупотреблять имеют разные значения, — покачав головой, ответил я.

— Разные всего лишь в трёх буквах, — усмехнулся он в ответ.

Дышать было до боли тяжело, а бок горел. Я хотел покончить с этим. Я взял на себя обязательство заставить его заплатить. Полагаю, не стоит затягивать.

Хотелось поскорее закончить этот кошмар.

А ещё я хотел Нилу.

И хотел всё забыть.

— Это не важно. Ты поступал неправильно. — Шагнув к нему, я занёс дубинку над лицом отца. — Посмотри и расскажи, что чувствуешь? И не заставляй выколачивать из тебя ответы, Кат. Хоть раз в своей грёбаной жизни скажи правду.

Он дёрнул головой, пытаясь увернуться, прижав подбородок ближе к шее.

— Ты же знаешь меня, Джетро. Знаешь, что я люблю тебя.

— Ой, всё ложь. Попробуй ещё раз.

— Я не лгу, — оскалился он. — Я люблю тебя. Когда Нила вернулась в Лондон, и ты снова стал принимать лекарства, я был горд. Никогда не был так горд. Ты стал именно тем, кем, я уверен, и был всегда — смелым, способным, достойным моего наследия.

— Я всегда таким и был, отец. Даже будучи мальчишкой, всегда стремился показать и доказать тебе это.

Кат поёрзал в своих путах, заставив старое дерево скрипеть.

— Да, но всё перекрывала твоя особенность. Она делала тебя слабым, слишком восприимчивым. Мне нужен был кто-то сильный не только для того, чтобы защитить нашу империю, но и чтобы защитить твою будущую семью. Разве не правильно с моей стороны попытаться привить тебе навыки, способные помочь в борьбе со своей натурой?

— С моей натурой? — горько усмехнулся я. — Куда уж мне до тебя. Говоришь о навыках, попытках сделать из меня мужика, а сам искалечил дочь, морально подавлял сына и рвал на куски всех, кто любил бы тебя безоговорочно.

Кат хотел было возразить, и даже открыл рот, но не смог вымолвить и слова.

Он молча уставился на меня, и случилось то, чего я надеялся не произойдёт.

Его гнев иссяк, сменившись нервозностью от правоты моих слов. Он понял, что поступал неправильно. Что… он был плохим.

Стиснув зубы от ярости, я замахнулся.

— Нет, не смей так думать. Не после того, что ты натворил.

Дубинка, просвистев в воздухе, обрушилась на бедро моей жертвы с неимоверной силой. Казалось, от сокрушающего удара и сильнейшей отдачи ещё сильнее подскочила температура, а к горлу подступила тошнота.

Кат заорал, дёрнувшись в креплениях.

Мне было противно осознавать, что сейчас я находился, по сути, на его месте.

Его боль окатила меня с головой, угрожая лишить рассудка. Злоба внутри него сменилась страхом, и меня потянуло блевать. Захотелось порезать себя, чтобы сфокусироваться на своей боли, не на его. И удрать подальше.

Но я не мог.

Если хорошо постараться, я смогу отключиться. Смогу применить навыки, которым он и учил меня. Но не сегодня. Я должен прожить это, пропустить через себя. Вместе мы пойдём через страдания и очистимся от всех наших грехов.