Последний долг

Эти мысли резко оборвались, когда Кат устремился ко мне.

Какие бы заключения ни приходили мне в голову, они, должно быть, пришли и ему на ум. Возможно, даже в том же порядке ― осознание того, что он рассматривает меня как достойного конкурента, а не ничем не примечательную Уивер, или, возможно, он понял, что недавно планировал лишить меня всего, но вместо этого я лишила его всего.

Он остановился, тяжело дыша ― такое ощущение, что он не доверял себе, если бы коснулся меня. Он пытался взять себя в руки и сосредоточиться на новых событиях.

― Ты убила её.

Я сжала руки в кулаки.

― Я хотела, но не получилось.

Его дыхание вырывалось из носа, словно драконий дым.

― Ты убила ее. Ты, блядь, убила ее!

― У неё случился сердечный приступ. Ее убило собственное тело.

― Врешь. Точно так же, как солгала о Дэниеле. Это была ты.

Я выпрямилась, мое тело сотрясла нервная дрожь от осознания того, что принесёт моя правда.

― Да, это была я.

Его кулаки дрожали.

― Ты гребаная сука.

Он хотел ударить меня ― это было видно по каждому движению, но в то же время было что-то еще… облегчение? Предательская благодарность вместо скорбной печали?

Он ненавидел свою мать так же сильно, как и все мы?

Боль в руке придавала мне ложной уверенности.

― Ты обвиняешь меня в том, чему я научилась у тебя? Ты убил двух своих сыновей. Я только одного.

Кат опустил подбородок, сердито глядя на меня исподлобья.

― Они мои сыновья. Мои, и я могу делать с ними все, что пожелаю. Благодаря мне они получили жизнь. Я создал их.

― Ты подарил им жизнь, но в том, какими они стали, только их заслуга.

Он замер, словно вкопанный.

― Они?

Я сглотнула.

Черт.

― Блядь, Кестрел тоже жив? ― Он выпучил глаза, в мгновение ока забыв о смерти своей матери. ― Хочешь сказать, что я не убил ни одного своего ребенка, но ты убила моего младшего сына, которого я планировал сделать своим наследником? ― Его голос был хриплым. В воздухе витало… сожаление?

Облегчение и сожаление ― две очень противоречивые эмоции, которых я не ожидала от Ката.

И что это значит?

Отступив назад, я схватила ножницы.

― Я не говорила ничего подобного.

Кат направился ко мне, на этот раз медленнее, словно не мог осмыслить такие оскорбительные факты.

― Они. Ты сказала «они». Кто они? ― Его взгляд метался по комнате, к открытой двери, к мертвой матери. ― Что ты имела в виду? Где он? Где, черт возьми, Кестрел, если он не умер от пули, пронзившей его богом забытое сердце?

Кат ошибался. Кэс не забытый богом. Он богоизбранный. Его защищали, присматривали за ним, у него были друзья, которые обеспечили его исцеление и безопасность.

― Отвечай!

Рука Ката метнулась к поясу за спиной, выхватывая пистолет.

Я замерла, уставившись в черное дуло, в любой момент ожидая взрыв пороха и холодного поцелуя свинца. Кат был подвержен стольким эмоциям, что я не могла предугадать его поступков.

Из этого пистолета он застрелил Джетро и Кеса? Когда мы проходили таможенный контроль, у него не было с собой пистолета. Какие вопросы он решал после нашего возвращения в Хоуксбридж?

Несмотря на то, что я стояла лицом к лицу со смертью, я скрыла правду. Джетро был в ловушке в Африке и мог выжить только в том случае, если я выполню условия Ката и отдам свою жизнь. Я не в силах ему помочь. Но я могу помочь Кесу, если буду хранить молчание. Кестрел был в безопасности. Я не собираюсь трепаться о его местонахождении, и совершенно точно не собираюсь выбалтывать Кату, что оба его сына были спасены благодаря Фло и Жасмин.

Фло!

Он мой союзник.

Зародившаяся между нами дружба, когда Кес впустил меня в свои покои в самом начале. Шутки и разговоры за послеобеденными закусками, когда Джетро избегал меня после Первого Долга. Фло стал для меня и для Кеса другом.

Может ли он помочь сейчас?

Где он?

Мое сердце бешено колотилось от отчаяния. Даже если Фло был рядом, небезопасно звать его на помощь. Хоуксбридж словно поглощал людей, и его коридоры словно пещеры ― в них можно блуждать несколько дней.

Он не услышит меня.

Кат резко остановился, оставив между нами несколько метров. Он прищурился, на его лице, сменяя друг друга, отражались печаль, страдание и отвращение. Рука, держащая пистолет, опустилась, дуло угрожал ковру, а не мне.

― Я недооценил тебя, Нила.

Я тяжело дышала. Мне захотелось свернуться калачиком, уступить внезапному перемирию, но я знала, что это продлится недолго.

Его мать только что умерла у него на руках. Им руководила ярость и скорбь. Он был так же непредсказуем, как подкинутая монета.

― Это первый комплимент от тебя.

Он оглянулся через плечо на окоченевшее разлагающееся тело Бонни.

― Эмма была права.

Я вздрогнула.

― Не говори о моей матери. Ты не имеешь права упоминать ее имя.

Он со свирепостью уставился на меня.

― Я не имею права? У меня есть все гребаные права. Думаешь, я не видел, что она играет со мной? Притворялась, что любит, в то время как я все это время знал, что она любила только свою семью, которую была вынуждена оставить. Она предупредила меня, что произойдет, если Джетро заявит на тебя права.

Мурашки пробежали по моей коже.

― Что она сказала?