Последний еврей Багдада

— Конечно, старый скряга. Ты арестован. У меня есть приказ. Тебя обвиняют в финансировании деятельности шпионов Александра здесь, в Вавилоне, а также в других городах. Элай из Тарса — тебе ведь знакомо этого имя? Он тоже арестован, и скоро вы предстанете друг перед другом. Обыщите тут все. Ценности во двор.

Последние слова командира бессмертных были обращены к подчиненным. Те бросились выполнять сказанное. Лишь Макута ни на шаг не отступил от хозяина. Телохранитель по-прежнему был одет в гражданскую одежду, но за спиной у него был плетеный щит, на поясе меч, а в руках копье.

— Ты посмел перечить мне, старый лис, — произнес Ферзан, когда они остались втроем, — мог ведь откупиться, но не стал. Посмотрим, во сколько ты оценишь свою жизнь. Что-то подсказывает мне, что тебе теперь придется потратить все твое состояние. Иначе не спастись.

— Я действительно выплачивал деньги человеку, которого ты упомянул. Но в этом не было ничего противозаконного. Значит, повод для того, чтобы вломиться в мой дом, ты выбрал первый из попавшихся. Ты творишь произвол, впрочем, тебе к этому не привыкать.

— Доказательств твоей вины у меня предостаточно. По приказу этого эллина, ты, Эгиби, пытался купить осужденного махаута. Тогда тебе, прикрываясь влиянием сатрапа, удалось уйти от наказания. К тому же у меня не было достаточных улик. Теперь же они есть.

— Я не буду с тобой обсуждать дела моих клиентов. Это против моих правил.

— Не советую тебе дерзить мне, банкир. Это Макута. Уверен, ты слышал о нем. Так вот, все эти страшные слухи о его невиданной жестокости — чепуха. Правда, она гораздо кошмарнее. Он всю ночь гонялся за твоими друзьями-греками, которые благодаря твоим же деньгам, едва не сорвали все мои планы. Поверь мне, Макута пришел в бешенство, когда узнал, что ему не позволят немедленно расправиться с арестованными. Он жаждет выместить всю накопившуюся в нем злобу на тебе.

— Поздно, всадник, — губы Эгиби растянулись в улыбке, — мое тело уже ничего не чувствует. Ты опоздал.

Ферзан выхватил у Макуты копье, вонзил его в запястье банкиру и провернул, чтобы расширить рану. Лежащий продолжал улыбаться.

— В моем народе принято говорить — «когда не остается выбора — становись храбрым», — произнес он, — я знаю зачем тебе деньги. Ты обещал оплату погонщикам слонов и обещания не сдержал. Теперь ты банкрот.

— Того богатства, что я возьму в твоем доме, хватит сполна.

Тут в сад выбежал один из воинов и разочарованно развел руками.

— Здесь ничего нет, — Эгиби продолжал улыбаться, — можете не ломать двери в хранилища. Они пусты: немного наличных денег, достаточных для прокорма слуг, и все. Сам дом тебе не принадлежит, и ни один правитель не признает тебя его собственником.

Эгиби говорил все тише. Онемение и холод добрались до живота и шеи. Ферзан бросился к банкиру и стал исступленно бить его по лицу. Он схватил его за волосы и в ярости стал рвать их.

«Хорошо, что Фансани нет рядом, — подумал, уже теряя сознание, Эгиби, — без меня он не пропадет, тем более теперь, когда стал свободным человеком».

— Не смей подыхать раньше времени, жирная свинья, — кричал прямо в лицо умирающему царедворец.

Макута тем временем взял сосуд, в котором был яд, понюхал горлышко, аккуратно лизнул его и разочарованно вздохнул.

— Цикута, — произнес он, — старик сбежал от нас.

Ферзан вскочил, вырвал копье из руки банкира и вонзил ему в живот. Сжав в бешенстве зубы, он проткнул насквозь не только лежащего, но и его ложе. Острие ушло в землю. Банкир отвел взгляд от искаженного лица командира бессмертных и посмотрел на пустые клетки. К одному из прутьев прилип клочок черного пуха. Порывом ветра его сорвало и унесло прочь, но на прутке черный след остался. Эгиби закрыл глаза.

Глава L. Варвары в клетке и на свободе

Пошла на последний подъем

Колесница унылых лет.

Я слышу, как вертится

Скрипучее колесо.

Скрипи, скрипи!

Скоро и я — свободен.

Иоганн Вольфганг Гете, «Ода третья», пер. В. Топорова

Размеренное поскрипывание дубовых колес усыпляло. Телега с клетью, приводимая в движение четверкой запряженных попарно быков, сотрясалась на ухабах, повторяя все неровности уходящей в гору дороги. Элай сидел, прислонившись к прутьям. После суетной и бессонной, а главное завершившейся катастрофическим провалом ночи Элай пребывал в крайне подавленном состоянии. Прежде, чем бросить в клетку, их избили. Не до полусмерти, Ферзан твердо приказал не убивать их, но прилично.

Из всех товарищей с Элаем оставили одного Леона. Где Фаон, Мекон и Атрей, он не знал. Рыжий грек спал, лежа на спине.