Последний еврей Багдада

— Ты лжешь. Амамат один. Ты все напутала. Может быть, ты была пьяна, и у тебя двоилось и троилось в глазах!?

— Я их видела совсем рядом. Это были мушрушу.

— Мушрушу? — удивленно спросил Фансани и на мгновение задумался. — Те, что на воротах Иштар? Чушь! Этого не может быть.

В голосе его появились нотки сомнения. Снаружи донесся далекий, приглушенный стенами протяжный трубный вой.

— Опиши мне их.

— Вытянутое, покрытое чешуей тело, длинные морды с жалом, хвосты с шипами и толстые лапы с птичьими и львиными когтями.

— Жало? Как у змеи? Глупая девка! — воскликнул египтянин. — Ты когда-нибудь видела крокодила? Кожа Амамат действительно похожа на чешую, но это от того, что в верхней части она крокодилья. И лапы — когти на них — не птичьи. У него не может быть жала. Ты понимаешь это? Не может!

Шани испуганно прислушивалась к этому странному диалогу. Глаза египтянина яростно блестели. Агния поняла, что он находится в состоянии крайнего нервного перевозбуждения. Еще мгновение и он либо сам упадет замертво, либо набросится на нее.

— Или не напутала… Ты видела Амамат и вступила с ним в сговор! А теперь пытаешься ввести меня в заблуждение. Я вытрясу из тебя правду.

Фансани схватил Агнию за горло. Его измазанные мазутом пальцы скользили по нежной коже. Девушка задыхалась. Еще немного и она потеряет сознание.

— Убью, — просипел египтянин сквозь скрежет зубов.

Слезы вновь хлынули из глаз. На этот раз они струйками текли по щекам, шее и, смешиваясь с маслянистой жидкостью, оставляли на них грязные бороздки. Красный туман стал застилать взор. Руками Агния шарила по полу, но вокруг были лишь бесполезные сейчас пучки соломы. Вдруг она нащупала что-то теплое и шершавое. Это была глиняная масляная лампа.

Слишком маленькая и легкая, чтобы воспользоваться ей как оружием. Если даже со всей силой ударить душившего в висок, это уже не спасет ее. Последние остатки кислорода покидали мозг, голова начала кружиться, а затем погружаться в мутно-белый туман.

Гречанка схватила лампу и из последних сил попыталась ударить Фансани. Тот отшатнулся от выросшего вдруг языка пламени, разжал одну руку и ударил ей по глиняному сосуду. Светильник разлетелся вдребезги. Вспыхнуло разлившееся масло.

Агния успела сделать вдох, видимо, последний в ее жизни: руки противника тут же вновь сомкнулись на горле. Теперь египтянин душил ее с удвоенной яростью. Вдруг она увидела пучок горящей соломы в сжатой тонкой ручонке Шани. Девочка ткнула им прямо в свирепое, нависшее над ней лицо.

Обильно пропитанная краской на основе мазута борода злодея тут же воспламенилась. Волосы трещали и скручивались в причудливые завитки. Хватка налетчика ослабла, а затем и исчезла вовсе. Египтянин истошно заорал и стал кататься по полу, пытаясь руками сбить пламя. Вспыхнули волосы на голове, стала дымиться одежда. Пожар быстро распространялся по устланному соломой полу.

Камера стала заполняться дымом. Агния закашляла. Шани схватила ее, помогла подняться. Правая нога по-прежнему почти не слушалась, но девушка старалась не обращать внимания на боль. Вместе они доковыляли до дверного проема. Фансани кричал и звал на помощь. Когда девушки оказались снаружи, сокамерница Агнии, ни секунды не колеблясь, захлопнула дверь.

Откуда-то сверху доносились глухие удары. Это толпа ломала храмовые ворота. Вырвавшиеся на свободу узницы взобрались по ступеням и тут же зажмурились от ослепившего их солнечного света. На ощупь вдоль стены они стали продвигаться вперед. Агния чуть сильнее оперлась на больную ногу: теперь она уже могла передвигаться самостоятельно.

От Шани она жестом потребовала не спешить и держаться за ней. Чувство самосохранения покинуло гречанку. От охватившей ее злости сводило челюсти. Казалось, что она, как озверевшая самка, готова броситься на любого, кто встанет у нее на пути.

Глаза постепенно привыкли к дневному свету. Под колоннадой была навалена груда оружия — частью заржавевшее, все покрытое пылью — видимо, его в спешке достали из каких-то запасников, а защитников храма набралось явно меньше, чем планировал тот, кто создавал этот арсенал. Все они столпились у ворот: десятка полтора тщедушного вида храмовников, сутулых жрецов, больше привыкших держать в руках свитки с заклинаниями, чем копья.

Агния выхватила из груды железа короткий меч. На лязг обернулась пара жрецов. Испуг в их глазах тут же сменился выражением злости. Один из них прокричал что-то на непонятном гречанке языке и двинулся в сторону девушек.

— Нам конец, — прошептала Шани, — он говорит, что разрежет нам животы и развесит внутренности на стенах.

Юная египтянка стояла позади, положив ладони на плечи Агнии. Сквозь ткань гречанка ощущала, как они дрожат.

К первому храмовнику присоединились и остальные. Они шагали в такт работающему тарану. Один удар по массивным воротам — один осторожный шаг. Еще один удар — еще один шаг.

Агния сжала рукоятку меча обеими руками и выставила оружие прямо перед собой. Она переводила взгляд с одного приближающегося врага на другого. На губах ее заиграл оскал, как у тигрицы показывающей клыки.