Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова

Смущенный князь Львов знал от Шульгина, что тот передал оригинал Манифеста об отречении Николая II кому-то из транспортного министерства. И этот важнейший государственный документ, кстати, до сих пор лежал под кипой старых журналов в кабинете комиссара Бубликова. Но об этом никто из членов правительства не знал. А где им взять Свод законов, и вовсе непонятно!

Но, раз у великого князя есть такой помощник, как Матвеев, депутаты решили, что им тоже нужен юрист. Их выбор пал на Владимира Набокова, управляющего делами Временного правительства, и князь Львов приказал вызвать его. Надо сказать, это оказался хороший выбор. Михаил Александрович давно знал Набокова: его сестра Надежда – одна из ближайших подруг Наташи, а ее дочь София – подруга детских игр маленького Георгия. Тут же стали звонить Владимиру Дмитриевичу: сначала на службу, потом домой. Но найти его не удалось. Пришлось обратиться за помощью к жене, Елене Ивановне. И она быстро нашла мужа, находившегося в то время в доме своего начальника, генерал-лейтенанта М. М. Манакина[226] – начальника Азиатской части Главного штаба. Набоков, выслушав просьбу, переданную князем Львовым, пообещал тут же приехать на Миллионную, 12.

Именно в это время, около трех часов дня, Николай II послал брату телеграмму со станции Сиротино, находящейся на расстоянии около полутысячи километров от Пскова. Он, наконец, вспомнил, что не сообщил Михаилу – тот стал новым императором. И тут же поспешно набросал текст: «Его Императорскому Величеству Михаилу. Петроград.

События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в Ставку и оттуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село. Горячо молю Бога помочь тебе и нашей Родине. Ники».

Как это часто случалось в последние дни, Николай опоздал. На этот раз – и с телеграммой. Михаил ее так и не получил[227].

…Ни извозчиков, ни машин на запруженном толпами людей Невском проспекте не оказалось, и Набокову пришлось добираться до Миллионной улицы пешком. По пути он увидел, что группа каких-то рабочих сжигала императорские гербы, сорванные с Аничкова дворца. Когда он вошел около трех часов дня в квартиру Путятиных, князь Львов кратко объяснил ему ситуацию и попросил помочь.

Но, как справедливо сказал Матвеев, они не могли начать работу без оригинала отречения императора Николая II и текста «Основных законов Российской Империи». У Набокова ни одного из этих документов с собой, конечно, не было. Текст Манифеста он в глаза не видел и добыть его никак не мог, а вот что касается Свода законов… одну минутку. Подойдя к телефону, набрал номер знаменитого юриста, специалиста по конституционным нормам барона Б. Нольде[228]. Услышав в трубке его голос, Набоков попросил коллегу захватить с собой первый том Свода законов и прийти на Миллионную, 12. Долго ждать не пришлось: Борис Эммануилович служил на Дворцовой площади, и добрался оттуда до квартиры Путятиных буквально за десять минут.

Нольде, Набоков и Шульгин прошли в комнату дочери Ольги Путятиной, Наташи, девочки-подростка, где находился небольшой письменный стол. Проблемы, с которыми тут же столкнулись двое юристов, были те же, что вызвали тревогу и у самого Михаила. По закону Николай II не имел права отречься от престола от имени сына. Но он сделал это, и они должны выполнить его волю. Таким образом, политическая целесообразность вступала в конфликт с конституционным правом.

Это обстоятельство волновало Набокова и Нольде не меньше, чем великого князя и Алексея Матвеева. Словом, в Манифесте об отречении императора оказался большой изъян. Поэтому Набоков, сев за стол в детской и положив перед собой лист бумаги, сразу же понял, что этот документ не имеет юридического обоснования и ослабляет положение сторонников монархии. Владимир Дмитриевич не сомневался в том, что Михаил Александрович понял это с самого начала, и, конечно, все это повлияло на его решение отречься от престола.

Набоков и Нольде придерживались того же мнения, что и Михаил Александрович: цесаревича Алексея попросту не приняли во внимание, и теперь его уже не восстановить в правах. Но если считать отречение Николая II неправомерным в этом смысле, то почему не признать его противозаконным и в целом? Но это же просто непостижимо!

Обсудив сложившуюся ситуацию, оба юриста решили сконцентрировать внимание на совершенно другой задаче: они должны составить политический Манифест, который будет воспринят как законный. В результате через несколько часов совместных усилий они подготовили документ, который впоследствии назвали Манифестом об отречении. Но вот что любопытно: в тексте, написанном рукой В. Набокова, слова «отречение» как раз и нет.