Втроём мы отправились в полицию. Заявление приняли, обещали принять меры. Молодой инспектор смотрел на Евгению с такой усмешкой, что хотелось дать ему в глаз.
Я всё думал о том вечере, когда уехал Карапчевский. "Эквус" проезжал мимо меня... Тёмные стёкла, залитые дождём... Мне казалось, что я видел Карапчевского. Мне казалось, что он пытался подать мне какой-то знак, а сидящий рядом человек ему помешал. Это было похоже на утреннее ощущение, когда пытаешься вспомнить свой сон, а сон уже улетучился.
* * *
Я мучился от воспоминаний, домазывал мазь и допивал обезболивающие. Когда я почти выздоровел, я позвонил Никмаку. Мне сказали, что Никита Максимович ненадолго вышел. Я поехал к нему в префектуру. Мне сказали, что он не возвращался. Я первый раз заметил, что на столе Никмака стоит небольшая фотография первого консула. Я не считал, что это как-то принижает Никмака.
От Никмака я направился в дом с атлантами и кариатидами. У Карапчевских никто не открывал.
Я стоял во дворе под непрекращающимся дождём и думал, куда же пойти. Может быть, к Жебелеву? Наверняка Жебелев каждый день ходит к Евгении. Сейчас мне припомнились странные взгляды, которые Жебелев бросал на Евгению. Я знал, что Никмак разведён. А Жебелев никогда не был женат. За это другие профессора над ним посмеивались. Почему он не женился? Надеялся, что Евгения когда-нибудь освободится? Вся эта компания вилась вокруг Евгении. Да и сам-то я...
Жебелев жил в соседнем подъезде. Он действительно и дома ходил в костюме с бабочкой. Я не удивился. В комнате на диване была разложена одежда. На полу стояли два больших кожаных чемодана на колёсиках.
-- Сергей Павлович, -- сказал я, -- вы что-нибудь знаете об Александре Дмитриевиче?
-- Не больше, чем ты, -- сказал Жебелев, аккуратно складывая выглаженную рубашку.
-- А вы видели Никиту Максимовича или Евгению Валерьевну?
-- Женю видел вчера. К сожалению, ничего нового. Саша не возвращался и не подавал о себе никаких вестей.
Можно было уходить. Но я задал ещё вопрос:
-- Вы переезжаете?
-- Ухожу в отпуск, -- сказал Жебелев. -- Пока в отпуск, а там поглядим.
Он положил в чемодан стопку рубашек.
-- Тогда я пойду, -- сказал я.
-- Хорошо, -- сказал он и тут же добавил: -- Хотя постой...
Я замер.
-- Иван, -- сказал он, -- возможно, мы с тобой больше не увидимся. Я решил перевестись на работу в Новоергинский архив.
Вот это была новость так новость!
-- Вы не вернётесь в институт?
-- Мне немного надоело преподавание.
-- Жалко, -- искренне сказал я.
Я вспомнил лекции Жебелева на первом курсе. Только они заставили меня поверить, что я выбрал правильный факультет.
Жебелев сел на диван, прямо на пиджак. Он вытянул из-под себя пиджак и бросил его в угол. Такого Жебелева я раньше не видел.
-- Иван, -- сказал Жебелев. -- Я знаю о твоём разговоре с ректором. Я бы посоветовал тебе его послушаться. Интком в самом деле может повредить твоей учёбе. Лучше тебе бросить эту работу.
Я ничего не ответил. У меня не было слов. В горле у меня застрял какой-то густой горький комок.
-- В прошлый раз, -- сказал Жебелев, и голос его звучал глухо, -- всё началось с исчезновений. Люди исчезали, и больше их никто не видел. Теперь исчез Саша. Всё повторяется.
Я наконец проглотил комок и сказал:
-- Да когда это было!
-- Это было не так давно, как тебе думается, -- сказал Жебелев. -- Я всё хорошо помню. Когда военные пришли к власти, мне было всего четыре года. А через две недели исчез мой отец. Его друг спросил, как он относится к новому режиму. Спросил, а потом донёс. Обо всех исчезновениях заводили дела, но никого не находили. Не находили даже мертвецов. Я видел эти дела. Это была хорошая полицейская работа. Инспектора полиции делали всё возможное, чтобы найти исчезнувших. Они звонили семьям исчезнувших и сообщали о каждом своём шаге. Они умоляли, чтобы родственники вспомнили что-то ещё об исчезнувшем. Какую-нибудь особую примету, упоминание какого-то места в разговоре. Они были так искренни. Когда военный режим пал и начались реформы, то открылись все архивы. Но и там не было никаких сведений. До сих пор не нашли даже братских могил. Генералы тщательно скрыли все следы. Исчезнувшие словно растворились.
Я думал о том, что же сделали с этим поколением. Что сделали с этими умными людьми, если они так боятся.
-- Потом всё изменилось, -- сказал я.