Ответить этому грубому неотесанному мерзавцу очень хотелось, и я даже подобрала слова, честные, гневные, звонкие! Только не успела и рта раскрыть, как в распахнутые двери вошел еще один человек, крепко держа под локоть матушку. Стоило мне взглянуть на нее, как тело покрылось мурашками, а в голове заметались страшные загадки.
— Что вы делаете в покоях графа Горика? — задал вопрос, короткий и резкий, этот мужчина. — Здесь нет ничего хорошего, кроме Эсператии и пары деревянных мечей. Идите лучше опустошать покои Алана, уж там больше добра.
Если бы я кинулась за ними, защищая имущество Алана, рыжий марагонец перерезал бы мне глотку, без лишних разговоров, а потому пришлось остаться на месте и оставаться благоразумной, пусть даже то, что они творили, возмущало меня до глубины души. И только в тот момент, оглядев свою комнату, я поняла, что по обстановке комната и впрямь напоминала покои, принадлежавшие скорее графу, чем графине. Над этим тоже постарался отец.
Я не боялась за свою жизнь, но понимала, что есть долг и что есть люди, которым надо служить.
— Ричард, — твердо произнесла матушка, хотя ее голос дрожал, а в глазах застыли блестящие слезы, — вашего отца больше нет. Он казнен новой властью за убийство Рамиро Алвы.
Помедлив, я кивнула и опустила голову, достойно принимая этот удар.
— Значит, теперь я стал герцогом Окделлом?
— Нет, — ответил вместо матушки незнакомец, — вы остаетесь графом, а ваш замок и титул переходит ко мне и моим потомкам. Ваша мать час назад стала герцогиней Ларак. Так пожелал Его Величество.
— Хорошо, — ответила я, сглотнув.
Все мои мысли смешались и спутались в одно целое, мою душу обжигала сильнейшая боль, но плакать нельзя было ни в коем случае, потому что теперь на мне лежит большая ответственность. Чем умелее я стану притворяться мальчишкой, тем сноснее станет моя жизнь.
О, Четверо! Как же я тогда ошибалась!
Но в тот страшный момент, заложив за спину руки и угрюмо глядя исподлобья на выходившего из моей комнаты Гвидо Ларака, я считала иначе. Позднее стало понятно, что гораздо проще было бы назваться девочкой и быть выданной замуж за одного из отпрысков новой знати, в лучшем случае — старой, однако мне совсем не хотелось такой жизни. Я решила обмануть судьбу.
Когда приглушенные шаги марагонского мерзавца стихли, матушка посмотрела на меня, вытерла слезы и виновато улыбнулась.
— Прости, Ричард, — только и сказала она. — Я многое бы отдала, чтобы защитить вас с Эдвардом, но…
— Меня больше никогда не назовут настоящим именем? — слишком серьезным для девятилетней девочки голосом перебила я мать.
— Нет. Эти люди жестоки и опасны, чтобы раскрывать тебя перед ними, по крайней мере, сейчас. Но не все так ужасно. О твоей тайне знает Шарль Эпинэ… о ней знал и Его Величество Эрнани, но он погиб. Остальным не было дела до того, все слишком заняты войной, и…
Голос матери сорвался, но я не стала настаивать на продолжении ее фразы — мы только крепко обнялись, и она, всхлипнув, шепнула мне на ухо, что будет просить своего кузена устроить мою судьбу. Разумеется, ведь Шарль Эпинэ был ее двоюродным братом! Так что у меня, наверное, еще оставалась надежда хоть на что-нибудь.
Но очень скоро эта надежда померкла, потому что матушка и Ларак уехали в Надор, а я осталась в огромном городе, который вскоре был переименован в Олларию. Не прошло и часа, как пришли олларовские солдаты, чтобы забрать меня и запереть под замок. Новый король желал узнать, насколько опасным для его власти могу я оказаться в будущем, если меня оставить в живых. Он хотел поговорить со мной и в случае удачного для меня исхода отдать на воспитание Шарлю Эпинэ, который выпросил у бастарда мою жизнь.
Только все эти простейшие вещи я поняла много позже, а пока оставалась напуганным и настороженным ребенком, которого бросили на произвол судьбы.
399 год Круга Молний выдался для меня тяжелым, пожалуй, даже труднее, чем последующие двадцать лет бесконечной лжи.
Читать дальше у Рейчел Окделл не возникло ни желания, потому что ее душил приступ слез и душевной боли, ни времени, потому что внизу раздались торопливые и легкие шаги. Но она осторожно сложила несколько прочитанных листов вместе, повернула последний вверх тормашками, чтобы потом приступить к дальнейшему чтению, без труда найдя то место, на котором остановилась.
Кто бы мог знать, что эта бумага пролежит триста восемьдесят лет и так хорошо сохранится? Рейчел дрожала от яростной ненависти к проклятому марагонцу Оллару и к его потомкам, мысленно понимая, что теперь точно знает, кому ей мстить. И если суждено сбросить с трона ничтожного Фердинанда, то не потому, что этого неистово желают Штанцлер и мать, а потому что так хочет она сама. До конца Круга Скал осталось ровно два года, и за это время Рейчел постарается окрасить все, нажитое Олларами, в ярко-алый цвет. Так будет справедливо.
— Кто там? — спросила она, поняв, что шаги приближаются.
— Это я, Айрис. Дик, можно я буду обедать с тобой? — раздался веселый голос сестры. — Или просто посижу рядом?