Последний хартрум

Рин воспользовался этим наблюдением, чтобы увести безлюдя из Общины, а теперь управлялся с ним при помощи пары гусиных тушек, за которыми Дикий дом последовал на сушу. На острове он мог чувствовать себя свободно и при этом не угрожать местным птичникам. Единственное, чего они не учли, – запах дыма и пепла, пугающий безлюдя. Пришлось повозиться и «скормить» ему приманку. К моменту, когда безлюдь успокоился и позволил ослабить узлы на оплетке, баржи и след простыл, а их ждала хлипкая лодка, покачивающаяся на волнах. На ней они перебрались на другой берег, где скрывался ход. Уже не тайный, – отметил Дарт с разочарованием.

После их побега из лагеря удильщики быстро отыскали лаз в «Ржавой цапле». Сам того не осознавая, Дарт привел их сюда, и пусть никто не пытался его обвинить в этом, он испытывал угрызения совести. Спасая Флори и Деса, он действовал неосмотрительно, чем подставил под удар ферму.

Удильщики появились на острове в ночь Дево, чтобы забрать единственного безлюдя, представлявшего для них ценность.

С самого начала Дарт не придал значения словам подставного Аластора Доу, который интересовался судьбой Ящерного дома, поверив напыщенной речи о расправе за отца. Если бы он раньше узнал настоящую историю сбежавшего наследника Общины, то смог распознать ложь и понять истинные мотивы удильщиков. Месть предназначалась домографу, а безлюдь был нужен им целым.

С исчезновением Ящерного дома открылась и более серьезная правда. Эверрайн, наконец, понял, зачем взломали архив и что пропало: письма, компрометирующие господина Брадена, – владельца столичной фармацевтической компании, которая выкупила все запасы яда, добытого в опасном безлюде. Позже Браден обратился напрямую, справился о судьбе Ящерного дома и захотел приобрести его. Но сделка не состоялась. Фактическим владельцем безлюдя был Хоттон, и он запретил вести дела с Браденом. О причине такого решения Рин мог лишь догадываться, а свой отказ объяснил официальными бумагами, подтверждающими, что Ящерный дом разрушен как опасный образец. Возможно, на том история и закончилась бы, не появись Рин в Делмаре, да еще в обществе Ризердайна, владеющего самыми ресурсными и доходными безлюдями. Все выглядело так, будто готовится крупная сделка, и Браден посчитал, что Риз Уолтон, вышедший из семьи перекупов, продолжил традиции предков.

Браден не мог действовать в открытую: Хоттоны и Эверрайны относились к неприкосновенным аристократам, а пятнать свое имя столичный делец не желал. Удильщики сделали все руками фанатиков. Это противостояние подставило под сомнение репутацию Рина и настроило против безлюдей всех: и городскую власть, и простых жителей. Только Эверрайн мог заподозрить Брадена, но без доказательств выступать против него было бессмысленно. По документам Ящерного дома не существовало, и все обвинения рассыпались об этот факт. Браден оставался недосягаемым противником, прибравшим к рукам ценного безлюдя.

Рин принял свое поражение спокойно и смиренно, словно уже исчерпал запас дозволенных эмоций. Единственное, что изменилось в нем, – внешний облик. Минувшие сутки он провел в заботах, не позволявших обеспокоиться состоянием одежды и отсутствием сна. Рубашка с закатанными рукавами была изрядно измята, брюки – испачканы на коленях. От усталости его лицо сделалось серым холстом, на котором отчетливо проступили лиловые полукружья под глазами. Дарт подметил это, когда они выбрались из подпола в номере «Ржавой цапли», где горела лампа. Будь в комнате еще и зеркало, он бы убедился, что сам выглядит не лучше.

Обычно Дарт добирался пешком: от деревни до Корень-дома, а затем через тоннели. Весь путь занимал у него около часа и уже не казался таким изматывающим, как в первую неделю. Тем не менее автомобиль, оставленный на задворках трактира, пришелся кстати. Целый день Дарт не вспоминал о ране в груди, но к вечеру уже не мог игнорировать ноющую боль. Шрам постепенно заживал, кожа вокруг него стягивалась и зудела; ощущение было не из приятных, но это оказалось лучше, чем лежать с дырой в груди.

Дарт хотел поскорее вернуться домой, рухнуть в постель рядом с Флори, обнять ее и забыться крепким сном без всякой сонной одури. Заманчивая фантазия, увы, не имела ничего общего с тем, что его ждало. После вечерних известий от Ризердайна Флори немного успокоилась, но не перестала волноваться о сестре, а потому загрузила себя работой с безлюдями. Ей помогала Фран, и вместе они обладали таким упрямством, что проще было уговорить время пойти вспять, нежели убедить их отложить дела. А Дарту вместо сна предстояло разобраться с тровантами: дождаться, когда они высохнут и вернутся в первоначальную форму, чтобы затем переправить их на остров. Рин предложил укрепить берег, раз уж девать их некуда.

На обратном пути они устало молчали, и только когда автомобиль остановился у края Зыбня, Рин осмелился заговорить:

– Прости, что поручаю это тебе, но… ты не мог бы спросить Деса о сестре Чармэйн? Кто-то ведь должен… похоронить их.