Последний ход

Внезапно меня захлестнули рыдания, чего не происходило уже давно. Я подошла ближе и обняла её. Если бы этого было дотстаточно, чтобы мы никогда не разлучались! Освобождение взывало ко мне, и искушение было таким сильным. Оказавшись на свободе, я смогла бы найти способ связаться с Фричем на передовой. Оказавшись на свободе, я смогла бы встретиться с ним лицом к лицу.

Возможность осуществить свои планы была самой заманчивой из всех.

Ханья прижала меня к себе и поцеловала в макушку, потом шикнула и взяла моё лицо в ладони. Когда она посмотрела мне в глаза, на её губах заиграла лёгкая, нежная улыбка.

– Уходи с Иреной, – прошептала она, вытирая слезу с моей щеки и смаргивая свою. – Возвращайся домой, шиксе.

Глава 27

Биркенау, 7 октября 1944 года

За две недели, прошедшие после её приезда, Ирена узнала всё, что можно, о своих товарищах по СС и выучила их распорядок дня. Я пообещала, что поеду с ней, когда представится возможность, но я всё ещё надеялась на атаку Армии Крайовой или наступление Красной армии. Пилецкий был на свободе уже больше года, у него было достаточно времени для планирования нашего освобождения, да и советские войска с каждым днём становились всё ближе. Восстание, которого мы ждали, произойдёт, и мы будем сражаться здесь, в лагере, в то время как наши союзники будут сражаться за его пределами.

Я была почти готова вновь взять под контроль свою жизнь – и найти человека, чьё имя слышалось в отзвуках каждого выстрела. Желание добраться до него влекло едва ли не сильнее, чем свобода.

Однажды утром, пока все готовили завтрак, я схватила котёл и наполнила его зерновой смесью, которая заменяла нам кофе. Я не добавила в ёмкость воду и оставила смесь подгорать на огне. Если бы мой план сработал, меня бы выпроводили с кухни и я смогла бы ненадолго встретиться с Иреной в заранее оговорённом месте, чтобы поделиться свежими крупицами информации, имевшей отношение к нашему побегу.

Я нарезáла старую репу и картофель, пока запах гари не заполнил мои ноздри. Капо бросил в меня куском гнилой картошки и приказал выбросить подгоревший кофе. Рассыпаясь в извинениях, я налила в котёл воды, чтобы остудить его, попыталась отскрести прилипшие ко дну горелые зёрнышки, а затем подняла свою ношу и вышла в морозное октябрьское утро. Землю устилал багряно-оранжевый ковёр из листьев, и я наслаждалась прохладным ветерком – приятной заменой душному кухонному воздуху, пропитанному запахами грязных, потных тел и гнилой еды, а теперь благодаря мне ещё и гарью.

Открывшееся за кухонным блоком зрелище едва не заставило меня выронить котёл. Ирена была там, как я и предполагала, но не одна. В дальнем конце здания рядом с ней – близко, слишком близко – стоял Протц. Они курили и улыбались, но даже на расстоянии я чувствовала, как Ирена напряжена.

– Разве ты не должен быть в главном лагере? – спросила его Ирена, когда я подошла ближе.

– Заключённые никуда не денутся, и если моё отсутствие обнаружат, никто ничего не скажет. – Протц одарил её своей глупой, самодовольной улыбкой, и Ирена, вероятно, так же как и я, пожалела, что не может стереть её с его лица звучной пощёчиной.

– Не всем позволена такая роскошь.

Ирине не удалось скрыть сарказм в голосе, но Протц, казалось, этого не заметил. Когда она отшвырнула окурок и повернулась, чтобы уйти, он схватил её за талию.

– Расслабься, я не позволю им наказать тебя. Что ты делаешь сегодня вечером, Фрида?

Хотя она слегка улыбнулась ему, её слова источали яд:

– Не твоё собачье дело.

Ответ только раззадорил Протца. Он отбросил сигарету в сторону, заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо и притянул её к себе.

– Что ж, с этого момента это моё собачье дело.

Он не заметил, как Ирена напряглась, а если и заметил, то ему было всё равно. Когда Протц прижался губами к её губам, придвинул её бедра к своим, сокращая дистанцию, Ирена занесла руку.

Прежде чем она успела его ударить, я притворилась, что споткнулась, оттолкнула Протца в сторону и выплеснула испорченный кофе на Ирену. Они отшатнулись друг от друга, тяжело дыша и ругаясь, в то время как я ползала по земле, пытаясь поднять пустой котёл и бормоча извинения.

– Простите меня, герр шарфюрер, я споткнулась…

Хотя я и ожидала, что получу ботинком в живот, это всё равно было мучительно больно. На мгновение я закашлялась и сделала болезненный вдох, в то время как Протц осыпáл меня ругательствами. Я открыла рот, чтобы снова извиниться, но когда увидела перед собой дуло пистолета, направленное в голову, извинения застряли у меня в горле.

Мой план дал обратный эффект. Я знала, что рискую, потому что мои планы всегда были рискованными, но я не ожидала, что Протц придёт в такую ярость. В конце концов, это не его облили кофе. Всё, что я могла сделать, это съёжиться, но я не пропустила безошибочно узнаваемый щелчок затвора пистолета – звук, означавший, что пуля дослана в патронник.

– Прошу, герр шарфюрер…

– Только тронь её, и это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни.