Последний Храм

Лендгрейв подал сигнал: «Держаться». В ответ тут же гавкнула вторая кулеврина, еще одно ядро начисто вышибло высокое стрельчатое окно, забранное литой чугунной решеткой. Внутри гулко хлопнул разрыв, а потом из окон повалил дым. «Вот так! — не удержался, злорадно подумал Лендгрейв. — И будут у нас церковные воины рушить церкви, а проститутки учить дам хранить невинность!»

Помещение для прихожан уже занималось пламенем. Рассохшееся дерево, которым были отделаны стены и деревянные же старинные скамьи жадно лизало пламя. Чадный, отдающий «каменным маслом», дым ел газа и разрывал легкие. Лендгрейв накрыл лицо солдатским плащом — только под ним еще можно было как-то дышть — и стремглав бросился к двери. Успел вовремя: с грохотом, рассыпая искры, повалилась одна из массивных деревянных колонн, украшенная затейливой резьбой. Судя по всему, четыре века назад она украшала какой-то храм Великой Матери Амриты, может быть, даже стоявший на этом месте. Забавно, что они не стесали вырезанные на колонне сценки — ведь, если верить Гердис, Богиня-Мать была прежде всего богиней плодородия и любви.

Задыхаясь в дыму, он приоткрыл тяжеленные створки ворот. Туда тотчас ворвался еще один снаряд, полыхнула ослепительная вспышка. Но Лендгрейв уже бежал к саду на окраине, где стрельба разгоралась все яростнее. Время от времени над головой огнехвостыми кометами проносились брандскугели, и тогда то один, то второй дом вспыхивали чадным пламенем. Те из крестьян, у кого не было арбалетов, уже заливали пожары запасенной в ведрах водой. Надолго ее, естественно, не хватит, но им и надо-то совсем чуть-чуть.

Лендгрейв выглянул из-за поленницы, поводя заряженным мушкетом. Шустрые ребята — некоторые уже бросаются в воду, торопясь переплыть узкую, но быструю речку. В перерывах между мушкетными залпами хлопали арбалеты — недружно, зато непрерывно. Ближе, чем в ста шагах от цели они были ничем не хуже арбалетов, а заряжались гораздо быстрее — даже тяжелые, заряжавшиеся не руками, а воротом. Видимо, селяне не забывали об охоте, потому что стрелы по большей части летели в цель. Легкие охотничьи болты не нанесли бы особого урона, если бы на церковниках были кольчуги, шлемы и щиты. Но черные форменные камзолы оказались неважной защитой. Тельгаттейцы подбегали к реке — и падали, падали, падали. Но все больше и больше церковников бежали по склону к берегу речки.

Ударила одна из картаун Лендгрейва. Лендгрейв видел, как церковник-лейтенант метался вдоль строя пикинеров, пытаясь построить их в какое-то подобие каре, и перебраться через речку организованно. Картечь стегнула по плотной толпе пикинеров, уже почти добравшихся до реки, разрывая тела и снося головы, вспарывая животы и отрывая руки с копьями. Будто налетев на стену, офицер замер, крутнулся на месте и рухнул лицом в прибрежную воду.

Но уже гахнула пушка из полковой артиллерии — и соседняя поленница, нахо-дившаяся в нескольких шагах справа от Лендгрейва, брызнула дождем пылающих обломков. Тело мушкетера, заряжавшего оружие за укрытием, взлетело, словно подброшенное пинком великана. Разбрызгивая кровь и искры с горящего мундира, оно пролетело два копья и упало на посеченную осколками яблоню. Надрывно заскрипев, толстая ветка сломалась, бросив труп на вытоптанную землю.

Одна из картечин просвистела совсем близко — Лендгрейв почувствовал, как по щеке мазнуло горячим ветром. Справившись с мушкетом, он высунулся из-за поленницы — и выстрелил в первым перебравшегося через реку рослого сержанта. То ли от его пули, то ли от чьей-то другой, церковник качнулся и с плеском рухнул в прибрежную воду. Но на месте одного на берег уже вылезало десять. А пушки и мушкеты церковного воинства неистовствовали, отвечая на каждый выстрел повстанцев — десятью. Пули визжали над головой, прошивали мешки с песком и щепили поленья, забрасывали ветками и листвой, ядра поднимали столбы воды на реке и столбы пыли — в саду. Свинцовый ураган заставлял вжиматься в землю и стрелять навскидку, высовываясь из укрытий всего на мгновение. А «их» берег все больше и больше заполнялся вояками в черных мундирах, и за спинами в Памфилионе бесновалось пламя. Еще немного, и…

— Пикинеры! — срывая голос, но перекрывая грохот боя, рявкнул лейтенант. — Товьсь! Стрелки — отход за дома!