— Да, Босх, он тайком… — Брикман смешался. — То есть да, он записывается. Но не тайком. Мы же вас предупредили, что будем вести запись.
— Прекрасный ход, лейтенант, просто прекрасный. Я оценил. Надо будет запомнить на будущее.
— Давайте начнем с…
Тут дверь открылась, и в зал вошел Толивер с листком бумаги. Он протянул его Брикману; тот убедился, что Толивер ничего не перепутал и положил бланк перед Босхом. Гарри взял его и небрежно расписался в нужной графе. Ему не раз приходилось предлагать такие своим подозреваемым. Потом он вернул бланк Брикману, и тот отодвинул его на край стола, даже не взглянув. А зря, потому что вместо подписи Босх нацарапал на бланке «Да пошли вы».
— Ладно, давайте приступим к допросу. Босх, расскажите нам, где вы находились на протяжении последних трех суток.
— А обыскать меня предварительно вы, случайно, не хотите? А вы, Джерри?
Босх поднялся и демонстративно распахнул полы куртки, чтобы Брикман с Толивером могли убедиться, что он не вооружен. Расчет у него был на то, что они поступят ровно наоборот и не станут его обыскивать. В кармане у него лежал жетон Паундза, и это была улика, благодаря которой он вполне мог отправиться за решетку в том случае, если бы они ее обнаружили.
— Сядьте, Босх! — рявкнул Брикман. — Не собираемся мы вас обыскивать. Пока что мы стараемся трактовать все сомнения в вашу пользу, но вы чертовски усложняете нам дело!
Босх уселся в кресло, на некоторое время успокоившись.
— А теперь просто скажите нам, где вы провели последние трое суток. Мы не можем валандаться тут с вами целый день.
Босх задумался. Его удивило, что они потребовали у него отчета аж за трое суток. Интересно, что же такое случилось с Паундзом, что они не смогли более точно установить время смерти?
— Где я был трое суток тому назад? Ну, трое суток назад был вечер пятницы, и я находился в Чайна-тауне, на приеме у психолога. Да, кстати, ровно через десять минут я как раз должен быть у нее. Так что, ребята, если позволите…
Он поднялся.
— Да сядьте вы, Босх. Мы все уладили. Сядьте.
Босх молча уселся обратно, неожиданно поймав себя, однако, на мысли, что ему обидно пропускать сессию у Кармен Инохос.
— Ну, Босх, давайте дальше. Что было после этого?
— Всех подробностей я не помню. Я поел в «Ред винд», потом заехал в «Эпицентр» пропустить пару-тройку стаканчиков. Потом примерно к десяти вечера поехал в аэропорт. Оттуда я вылетел ночным рейсом во Флориду, в Тампу, провел там выходные и прилетел обратно часа примерно за полтора до того, как обнаружил, что вы незаконно проникли ко мне в дом.
— Все законно. У нас был ордер.
— Мне его никто не показал.
— Это не важно. Что вы имели в виду, когда сказали, что были во Флориде?
— Я имел в виду, что я был во Флориде. Что еще, по-вашему, это может означать?
— Вы можете это доказать?
Босх сунул руку во внутренний карман куртки, вытащил конверт с логотипом авиакомпании и бросил его на стол перед Брикманом.
— Ну вот вам для начала билет на самолет. Кажется, там же внутри должна лежать еще квитанция за аренду автомобиля.
Брикман быстро открыл конверт и принялся просматривать его содержимое.
— Что вы там делали? — поинтересовался он, не глядя на Босха.
— Доктор Инохос, штатный психолог, сказала, что мне нужно сменить обстановку. И я подумал: а почему бы не махнуть во Флориду? Я никогда там не был и всю жизнь любил апельсиновый сок. Решено, подумал я. Лечу во Флориду.
Брикман снова смутился. Он явно ничего подобного не ожидал. Босх отчетливо это видел. Большинство полицейских не отдавали себе отчета в том, какое влияние первый допрос подозреваемого или свидетеля оказывает на ход расследования всего дела. А между тем именно сведения, полученные на самом первом допросе, закладывали основу не только для всех последующих допросов, но и для судебного процесса. И с бухты-барахты подходить к нему было нельзя. Не только защитнику с обвинителем на суде необходимо было заранее знать ответы на все свои вопросы, но и следователю тоже. Ребята же из ОВР так рассчитывали на то, что одного их присутствия окажется достаточно, чтобы подозреваемый от страха сразу же во всем признался, что крайне редко утруждали себя предварительной подготовкой к допросам. И, натыкаясь на стену, как вот сейчас, совершенно терялись и не понимали, что делать.
— Ладно, Босх… э-э-э… А что вы делали во Флориде?
— Вы когда-нибудь слышали о таком певце — Марвине Гэе? Его застрелил собственный отец. Так вот, у него была одна песня, которая называлась…
— Зачем вы нам все это рассказываете?
— «Сексуальное исцеление». В ней поется о том, что секс врачует душу.
— Я что-то такое слышал, — заявил Толивер.
Босх с Брикманом уставились на него.
— Простите, — смешался тот.
— Еще раз спрашиваю вас, Босх, — сказал Брикман. — Зачем вы нам все это рассказываете?