— Она врач! Она крыс там, мышей всяких резала, лягушек… Пусть и занимается, чем ей положено.
— Я и трупы видела. И препарировала их. И не это меня пугает, баран! — огрызнулась Мирская и тут же выдала то, что у всех крутилось в голове, но никто не рискнул озвучить. — Я не трупа боюсь, а того, кто сделал этот труп, а потом аккуратно препарировал. Отделил кожу от мышц. Разрезал ребра и вспорол живот, вынул (непечатно) органы и аккуратно разложил их в сторонке. И все это, мать вашу, на расстоянии двух световых лет от Земли! — последние слова она уже кричала с надрывом.
Этот эмоциональный взрыв похоронил надежды Сопкина на адекватную дискуссию. Он представил, как сейчас в панике все разбегутся по кораблю и начнут вооружаться, кто чем сможет. Но он ошибся. Произошло обратное. Все как-то подобрались, поджались, съежились и сбились в кучу в центре кают-компании. Страх парализовал людей, сковал их волю. Сопкин посмотрел на эту картину со стороны и понял, что выглядит ничем не лучше своих подчиненных. Ещё большой вопрос, кто сильнее боится. Он уже видел это ужасное зрелище и сам ни за какие коврижки туда не вернётся. Чего же ждать от бедной Мирской? Ей этот сраный труп ещё изучать.
Сопкин дал людям минуту, чтобы прийти в себя, а затем скомандовал:
— Ладно, ребята, ситуация ясна. Надеюсь, вы понимаете, что отныне в одиночку по кораблю передвигаться небезопасно. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не прочешем весь корабль и не найдем труп того, кто это сделал.
— Труп? — удивился Медведев. — Кэп, а вы уверены, что он мёртв?
— Вы с Ильиным были тут первыми, — резонно заметил капитан. — Кислорода на корабле было недостаточно для того, чтобы хоть кто-то мог выжить. Кстати, теперь понятно, почему тут вообще был кислород к нашему прилёту. Этот больной ублюдок, кем бы он ни был, уже давным-давно мёртв. Да вы сами же и сканировали корабль, нет тут никого.
— Тогда зачем нам держаться друг друга? — поддела капитана Мирская, прекрасно понимая, что капитан просто перестраховывается.
Сопкин пристально посмотрел на медика и ответил:
— Делайте своё дело, Валерия. С вами пойдут Корнеев и Медведев. Остальным предлагаю перенести свои постели сюда и первую ночь провести тут, в кают-компании.
— Уснёшь тут, как же… — пробубнил Балычев.
— А про сон пока никто и не говорит, я только вещи приказал перенести. Остальные разделятся на тройки и пойдут прочёсывать корабль. Отсек за отсеком, каюту за каютой. Каждый сантиметр этого корыта проверьте, в каждый сортир загляните, но эту тварь разыщите.
— Вопросы?
Вопросов не оказалось, и капитан закончил экстренный брифинг:
— Первая тройка — Балычев, Марр и я. Вторая тройка — Вершинин, Васильев, Ильин.
Глава 13
Полноценный осмотр огромного звездолёта — дело не из лёгких, одних только жилых отсеков на корабле больше сотни. Прибавить к ним технические отсеки, пультовые, технические помещения, вентиляцию, кабелепроводы, шахты, и получалась огромная по площади территория.
Полуторакилометровый «Осирис» обе группы прочесали за три часа, но ни следа, ни даже намёка на постороннее присутствие так и не обнаружили. Чтобы проверить друг друга, поменялись направлениями и прочесали корабль ещё раз. Пусто. Ни припасов, ни следов жизнедеятельности, ничего. Даже проверили логи системы утилизации биологических отходов — судя по ним, гальюном на «Осирисе» никто и никогда не пользовался.
Работа давалась тяжело. Не везде на корабле была гравитация, создаваемая вращением бытовых отсеков вокруг оси корабля. В большинстве технических помещений гравитации не было, и людям зачастую приходилось передвигаться при помощи магнитных ботинок. А там, где габариты отсеков не позволяли стоять в полный рост, приходилось отключать и их и протискиваться, полагаясь только на руки.
На частичный осмотр звездолёта ушло больше пяти часов. Эта работа вымотала экипаж, но каждый из поисковиков устал не столько от ходьбы, сколько от нервного напряжения. Все как один чувствовали необоснованную тревогу и страх. Никто не признавался в этом вслух, но в определенный момент все без исключения члены экипажа ощущали на себе чей-то взгляд. Людям казалось, что за ними ведётся постоянное наблюдение. Это ощущение чьего-то незримого присутствия изнуряло больше, чем физические нагрузки, тем не менее все молчали. И молчали не потому, что не доверяли собственным ощущениям, нет — ощущения были как раз самые что ни на есть натуральные. Они боялись поднимать на поверхность правду о себе.