Последний контакт

— Да быть того не может! — воскликнул Сопкин. Он начал терять самообладание. Его начинало потряхивать, кружилась голова, на лбу выступил холодный липкий пот. Он почувствовал, что если не выйдет из секционной и не присядет, то может упасть в обморок. Как же он теперь понимал состояние Валерии. Бедная девочка, она узнала всё это первой. И более того, для неё эти открытия представляли куда больший шок. Она ведь врач, она привыкла иметь дело только с людьми, с нормальными человеческими существами. А тут — ЭТО. Что (непечатно) ЭТО вообще такое?

Ильин, чувствуя, что капитану плохо, поддержал того за локоть, но Мирская, увлекшись докладом, похоже, не заметила состояния Сопкина и решила его добить. Она подошла к ноге трупа и отогнула пинцетом мизинец.

— Ещё у него перепонки на ногах и руках, а кожа, — она взяла второй пинцет и соединила развернутые лоскуты кожи на тыльной поверхности стопы, — кожа у него покрыта не эпидермисом, как у людей, а мелкими чешуйками.

Сопкин побледнел. Ильин, удерживающий его в вертикальном положении, выглядел не лучше. Корнеев вдруг зажал рукой рот и выбежал из секционной. Судя по звукам, его хорошенько вырвало. Сопкин чувствовал, что вот-вот побежит следом за инженером.

— Ах да, чуть не забыла, — сказала Валерия, подходя к шее трупа. — Вот тут, — она ткнула куда-то в заднюю поверхность шеи пинцетом, — у него жабры. Эта тварь может дышать под водой.

Сопкин всё-таки не выдержал и побежал следом за Корнеевым. Ильин остался стоять у ног трупа. Ему тоже было дурно, но он держался.

— Валерия, — прошептал он, — это же другой вид. Это, это…

— Инопланетянин, — девушка услышала, как звучит это слово, и почему-то рассмеялась. Наверное, это был нервный смех на грани помутнения рассудка. Она смеялась всё громче и громче, пока не расхохоталась в полный голос, а из глаз не потекли градом слёзы.

— Всё на сегодня, — сказал Ильин, приобнял девушку, которая, очевидно, вновь сорвалась в истерику, и вывел её из секционного зала. На полу лабораторного отсека полусидели-полулежали Сопкин и Корнеев, оба потные, бледные и изнеможённые. Ильин усадил Мирскую рядом с Корнеевым. Слёзы продолжали катиться из её глаз, но смеяться она уже перестала. Она вновь была готова провалиться в апатию, но физик всё испортил.

— Думаю, — сказал он, — нам следует изучить оставшиеся четыре эмбриона в инкубаторах. Нам жить тут пятнадцать лет, и я предпочёл бы провести это время в компании землян.

Глава 14

От шокирующих новостей в себя приходили долго. Во всяком случае, первые рациональные идеи начали поступать от экипажа далеко за полночь, когда освещение на «Осирисе» автоматически перешло в ночной режим. О леденящих душу выводах Валерии Мирской весь остальной экипаж узнал из сообщения капитана по общей связи. Естественно, после таких новостей о спокойном сне можно было забыть. И хотя капитан никого специально в кают-компанию не приглашал, все члены экипажа подтянулись туда сами. Даже геолог с его вечными проблемами со связью явился, услышав из своей каюты слишком уж частый звук открывающихся и закрывающихся соседских дверей.

В кают-компанию не пришел только физик Ильин. Бесполезному, на его взгляд, переливанию имеющихся на руках фактов из пустого в порожнее он предпочёл работу в медицинском отсеке.

Вернувшись в третьем часу ночи в кают-компанию, физик застал экипаж за оживлённым спором. Решался вопрос о необходимости экономить ресурсы — в словесной перепалке сцепились друг с другом Медведев и Балычев. Последний напрочь отказывался переходить в режим жёсткой экономии, аргументируя свою позицию тем, что никому из присутствующих до эвакуации дожить не доведётся. Даже его скудных познаний о жизни в космосе хватило, чтобы прикинуть на глазок и понять простую истину: ресурсов на пятнадцать лет на всех не хватит. Причём вода закончится гораздо раньше продуктов, и экипаж ждала довольно мрачная перспектива задохнуться. А раз так, то зачем оттягивать неизбежное, полагал Балычев. Лучше два-три года прожить, ни в чём себе не отказывая, чем растянуть своё существование на пять-шесть лет и превратить это время в сплошную муку.

Шесть лет — именно столько по подсчетам Корнеева и Аллы Марр экипаж мог продержаться на том, что есть. И это при условии, если за это время из систем жизнеобеспечения ничего не сломается, если они будут экономить воду, если не выйдут из строя системы внешней защиты корабля от радиации, если они не попадут под метеоритный дождь и так далее. Таких «если» навскидку набралось больше десятка, и это были лишь основные пункты. А ведь существовали и более экзотические варианты, как то: психическое состояние каждого члена экипажа, болезни, травмы, конфликты…