Последний контакт

— Нет, все же существа! — уперся физик. — Человеку, чтобы стать человеком, мало иметь здоровый организм. Нужна психическая активность, когнитивные процессы в голове. А те существа (их, к слову, называют репликантами) никаких психических функций не имеют. Они не люди, они всего лишь вместилища для души, для сознания. Согласитесь, ведь людей, получивших серьезные, несовместимые с жизнью травмы мозга мы отключаем от аппаратов искусственного дыхания? Если мозг мёртв — мёртв и человек.

— Но у этих ведь мозг жив! — упорствовала Мирская.

— Мозг — да, жив, иначе фармацевты не смогли бы изучать воздействие на него различных препаратов. Но мало иметь компьютер. Сам по себе любой компьютер — это набор микросхем, проводов и прочего железа, перепаянного между собой. Компьютер начинает работать только тогда, когда в него загрузят операционную систему. ИИ начинает работать на базе этой операционной системы, исходя из тех алгоритмов, которые изначально были заложены человеком. Мозг — высококлассный биологический компьютер, но от него мало проку, если туда не загрузить сознанюбие человека. Если человек не родился естественным путём, если не претерпевал все стадии становления личности, то и человеком он считаться не может. Кроме того, репликантов держат в состоянии искусственной комы, они никогда не просыпаются. Это условие — одно из главнейших требований международной этической комиссии. И да, я не знаю, что ученые делают с репликантами после своих экспериментов. Подозреваю, что поддерживают в них жизнь до следующего эксперимента или передают в другую лабораторию.

— А может, продают? — злобно улыбнувшись, спросил Вершинин.

— Может, и так. Я так глубоко в процесс не вникал.

— Кстати, доктор, — заинтересовалась Валерия, — я вот медик с десятилетним стажем, но ни сном ни духом не знала о подобных вещах. Вы же — физик, ладно, ещё и антрополог по первому образованию. Так откуда такая осведомлённость?

Ильин вздохнул, понимая, что сейчас будет вынужден произнести то, что охарактеризует его в глазах команды не с лучшей стороны. Но раз уж сказал «А», надо было говорить и «Б».

— Я помогал создавать эти инкубаторы.

Кто-то присвистнул.

— А с нами, господа, похоже, доктор Менгеле летит*, — с сарказмом протянул Балычев.

— Я очень удивлен, Андрей, что вы вообще в курсе, кто такой Йозеф Менгеле, — сквозь зубы процедил Ильин, — но впредь попрошу таких сравнений в мой адрес не делать.

— А то что? Запихнёте меня в капсулу и сделаете дурачком? А потом опыты ставить будете?

— Кстати, — физик поднял взгляд, — именно это я и хотел сказать. Эти капсулы-инкубаторы созданы на базе стандартных гибернаторов. Я ещё не уверен, но думаю, что есть небольшой шанс сделать из них гибернационные капсулы для нас.

Эта информация заставила возбуждённых и раздражённых людей умолкнуть.

— То есть, — боясь спугнуть призрачную надежду, переспросил Сопкин, — у нас есть шанс выжить?

— Я ещё не знаю, — честно признался Ильин. — Мне нужно провести анализ этих инкубаторов. Я давно отошёл от дел и не в курсе, какими свойствами и возможностями обладают новые модели. Но да, шанс есть.

— Это же прекрасная новость, доктор! — воскликнул Вершинин.

На короткий миг люди в кают-компании воодушевились, сердце каждого тронула робкая надежда на спасение, кто-то даже пустил глупый смешок. Однако совсем скоро ликование сменилось осознанием того, что их на «Осирисе» девять человек, а капсул — всего пять.

* Йо́зеф Ме́нгеле — немецкий учёный-медик, врач, проводивший медицинские опыты на узниках концлагеря Освенцим во время Второй мировой войны.

Глава 15

Шёл третий день их пребывания на «Осирисе». Сопкин стоял на капитанском мостике и, коротая время своей одиночной вахты, вглядывался в узнаваемую картину звёздного неба. Тут, в двух световых годах от Земли, она хоть и была несколько иной, но всё же знакомые ориентиры капитан отыскать мог. ИИ на связь по-прежнему не выходил. Управление реактором, равно как и двигателями, было недоступно. Связи с Землей тоже не было. Единственное, чего удалось добиться пилотам от компьютера, — открыть смотровые щитки «Осириса», поэтому Сопкину оставалось лишь беспомощно созерцать бесконечное пространство космоса, усыпанное мириадами звёзд. Впереди простиралась их родная галактика — Млечный Путь. Вид был потрясающим. С Земли тоже неплохо смотрится, однако такого эффекта глубины и бесконечности с поверхности родной планеты было не ощутить. Сопкин знал, что где-то позади «Осириса» робким желтоватым светом им подмигивает их родное Солнце. Отсюда оно почти ничем не отличалось от миллионов других звёзд, а потому выводить на экран видео с камер было бесполезно — только душу травить.

Сопкин размышлял о хрупкости и незначительности человека в этом мире. Что он, маленький человечек, забыл тут, в космосе? Почему так далеко забрался? От чего бежал? Не проще было бы пережить все свои душевные терзания дома, на Земле? Зачем было забираться так далеко? Что это, страх? Желание навредить самому себе, наказать себя за содеянное?