Последний король французов. Часть первая

Действовал ли Бюзо как враг, предлагая Конвенту принять этот указ? Действовал ли он как друг, советуя герцогу Орлеанскому пойти на добровольное изгнание? В том и другом случае, последовав совету или подчинившись указу, Филипп Эгалите спас бы свою жизнь и свою честь.

Таково мнение госпожи де Жанлис. Вот что сама она говорит в своих «Мемуарах», пересказывая свою беседу с герцогом Шартрским об этом отвергнутом указе:

«Я разъяснила ему, что отказ принять закон против его семейства явился настоящим несчастьем, ибо было очевидно, что имя Бурбонов, объявленное подозрительным и опасным, не может впредь быть полезным отечеству и неминуемо будет подвергнуто гонениям. Я сказала ему, что, на мой взгляд, после всего того, что прозвучало в Конвенте, нет ничего благороднее и разумнее, чем пойти на добровольное изгнание, и что, возможно, это всего лишь предвосхитит принудительную высылку. Добродетельный в силу своих нравственных убеждений и в силу своего характера, герцог Шартрский не увидел ничего затруднительного в решении, которое я ему предложила: "Если впредь мы не можем быть полезными и вызываем подозрения, — сказал он мне, — то разве можно нам сомневаться в необходимости покинуть пределы родины?!"»

И в самом деле, именно такой совет дал герцог Шартрский своему отцу. Госпоже де Жанлис удалось заставить его воспринимать этот указ об изгнании как милость. Положение герцога Орлеанского было ужасным, и его сын прекрасно понимал это; со всей своей застарелой ненавистью, накопленной со времен сражения при Уэссане, герцог Орлеанский вскоре должен был предстать в качестве судьи перед лицом короля, обвиненного в преступлении, которое влекло за собой смертную казнь; не приняв участие в голосовании, он станет подозрительным в глазах обеих партий; проголосовав за сохранение королю жизни, он порвет с Горой; проголосовав за смертный приговор, он совершит гнусность.

Герцог Шартрский советовал отцу отправиться в Америку и дожидаться в Соединенных Штатах лучших времен.

То, что предложение Бюзо было отклонено, стало после суда над королем великим несчастьем для герцога Орлеанского: это отклонение давало ему оружие против просьб сына; в итоге герцог Шартрский покинул Париж и вернулся в армию, неся в сердце отчаяние.

Это означало, что добрый гений Филиппа Эгалите оставил его на произвол судьбы.

Вот что произошло, и вот почему Филипп Эгалите, побуждаемый идти вперед, уже не мог отступить назад.

Всем известна нерешительность, а говоря больше, слабость характера Филиппа Эгалите; Мирабо охарактеризовал эту рискованную слабость, употребив возвышенно непристойное выражение.

Уже давно Филипп Эгалите заседал в Конвенте рядом с монтаньярами и голосовал заодно с ними; но, при всех доказательствах верности, какие он давал якобинцам вплоть до момента, к которому мы подошли, они хотели от него чего-то еще более определенного: они хотели, чтобы герцог Орлеанский фигурировал в суде над королем.

Вначале они были далеки от того, чтобы выставлять ему требование участвовать в голосовании, а самое главное, голосовать за смертный приговор: от него требовали всего лишь дать согласие на привлечение короля к суду; однако они требовали этого повелительным тоном: то было условие, при котором монтаньяры брали на себя обязательство поддерживать принца.

Первые предложения, а лучше сказать, первые советы на этот счет были даны ему Манюэлем.

— Ведь требовать от меня такое, — воскликнул герцог Орлеанский, — это безжалостная тирания, и я скорее погибну, чем уступлю!

— Отлично, — промолвил Манюэль, — именно этого я от вас и ждал; будьте тверды в своем решении, ибо, если вы сделаете то, чего от вас требуют, вас оставят на произвол судьбы не только все ваши друзья, но и те, кто от вас этого требует, и рано или поздно вы погибнете самым жалким образом; придерживаясь же противоположной линии, вы будете иметь на своей стороне всех порядочных людей, а главное, вы сможете рассчитывать на меня и моих друзей.

Дав это обещание, Манюэль покинул принца.

Манюэль был превосходным человеком, и в страшные дни сентябрьских убийств он спас всех, кого мог спасти.