Последний король французов. Часть первая

«Узнав, что возникли определенные подозрения по поводу моих намерений, основанные на мнимой связи, якобы существующей между мною и Филиппом Орлеанским, французским принцем, известным под именем Эгалите, и желая сохранить уважение, самыми почетными свидетельствами коего меня удостаивают каждодневно, я спешу заявить, что мне неизвестно, существует ли в действительности партия Орлеанов, что у меня не было никакой связи с принцем, который считается главой этой партии или является ее вывеской, что он никогда не пользовался моим уважением и что с того времени, когда он разорвал кровные узы и нарушил все известные законы, преступным образом проголосовав за смертный приговор несчастному Людовику XVI и с жестоким бесстыдством высказав свое мнение о нем, мое презрение к нему сменилось вполне правомерным отвращением, которое вызывает у меня лишь желание увидеть его преданным суду и наказанным по всей строгости законов.

Что же касается его сыновей, то я полагаю, что они наделены добродетелями в той же степени, в какой он сам наделен пороками; они безупречно служили отечеству, находясь в рядах армии, которой я командовал, и никогда не проявляли честолюбия; я питаю большую дружбу к старшему из них, основанную на вполне заслуженном уважении, и уверен в том, что, никоим образом не стремясь взойти на трон Франции, он скорее сбежал бы на край света, чем позволил бы принудить себя к этому. Кроме того, я заявляю, что если бы вследствие преступлений его отца или жестоких действий мятежников и анархистов он оказался бы перед необходимостью выбора между добродетелями, которые он выказывал до настоящего времени, и отдающим подлостью решением воспользоваться чудовищной бедой, которая повергла в скорбь здоровую часть нации и всю Европу, и в этот момент честолюбие ослепило бы его до такой степени, что он возжелал бы корону, то я навечно возненавидел бы его и проникся бы к нему таким же презрением, какое питаю к его отцу».

Возникает вопрос, как после этого письма, опубликованного, как уже было сказано, в английских и немецких газетах, близкие отношения между герцогом Шартрским и Дюмурье продолжали существовать. Неужели есть на свете политические причины, достаточно веские для того, чтобы сын простил подобные оскорбления, нанесенные отцу?

Что касается нас, то мы этого не понимаем.

Правда, мы нисколько не понимаем и ту чуть ли не задушевность, с какой спустя годы баронессу де Фёшер принимали в замке Нёйи.

Но что можно понять, вероятно, еще меньше, так это другое письмо Дюмурье, которое мы намереваемся привести наряду с первым. Оно адресовано Шаретту и было найдено в его бумагах.

Мы воспроизведем его дословно. Из этого письма станет видно, насколько было бы правильно доверяться республиканским заявлениям Дюмурье и до чего он мог бы дойти в своем презрении к герцогу Шартрскому, вызванном его стремлением к трону.[4]

Известен ответ Шаретта.

Он был коротким, но выразительным.

К сожалению, нам кажется, что его почти невозможно процитировать.