Последний король французов. Часть первая

Во временном промежутке, разделяющем два этих письма, о первом из которых, признаться честно, герцогу Шартрскому лучше было бы не знать, на наш взгляд, даже скорее, чем о втором, вернемся к принцу и последуем за ним в его странствованиях, ставших одним из самых благородных и самых достойных периодов его жизни.

Об аресте отца и двух своих братьев принц узнал, находясь во Франкфурте. Вне всякого сомнения, если бы они оставались в Париже и им грозил бы немедленный суд, герцог Шартрский не посчитался бы ни с чем, ради того чтобы приехать защищать их; и, скажем прямо, то было бы великолепное зрелище, достойное времен античности: зрелище юного триумфатора, примчавшегося из глубины изгнания защищать от палачей отца и братьев!

Но, зная, что отец и братья отправлены в Марсель, юный принц должен был полагать, напротив, что некая покровительствующая воля позаботилась о них и чья-то дружеская рука вытолкнула их из круга, начертанного смертью.

Как мы видели, он ошибся.

Герцог Шартрский продолжил путь к Базелю, увозя с собой эту новость, тяжким и мучительным бременем давившую ему на сердце.

В Базеле жил г-н де Монжуа, и герцог Шартрский намеревался обрести убежище подле этого испытанного друга, но неожиданно был узнан мадемуазель де Конде и неким капитаном Королевского шведского полка. И тогда граф де Монжуа дал ему совет добраться до Шаффхаузена, где укрылись принцесса Аделаида и г-жа де Жанлис.

В Шаффхаузене принцесса заболела, и, хотя пребывание в этом городе не было вполне безопасным, она оставалась там вместе с братом и гувернанткой вплоть до 6 мая.

Седьмого мая они отправились в Цюрих, но были узнаны почти сразу по прибытии туда и были вынуждены перебраться в Цуг.

Трое беглецов выдавали себя за ирландцев, и удавалось им это тем легче, что все трое говорили на английском языке, как на родном.

Четырнадцатого мая они наняли небольшой отдельно стоящий дом на берегу озера и поселились там. Но их спокойствие было недолгим: уже в конце месяца они были узнаны, и началась их травля, которая на сей раз оказалась настолько жестокой, что принцесса чуть было не лишилась жизни: огромный камень, брошенный в ее окно, разбил стекло и убил бы ее самое, если бы попал в нее. Герцог Шартрский выскочил из дома, держа в руке палку, которой он орудовал достаточно умело, и раскидал человек восемь напавших на него крестьян. И хотя эта вылазка закончилась благополучно, после его возвращения было решено, что для безопасности каждого из них им совершенно необходимо разлучиться. Но куда направиться? Что делать? У какого кантона просить об убежище? Ведь они оказались изгнаны из двух самых терпимых кантонов Швейцарии.

К счастью, г-н де Монжуа вспомнил в этот момент о генерале Монтескью: генерал только что завоевал Савойю, и за эти заслуги Конвент вознаградил его изгнанием.

Генерал Монтескью жил в Бремгартене.

Госпожа де Жанлис написала ему письмо, обрисовав сложившееся положение.

Генерал тотчас же пригласил к себе всю достославную семью, ставшую ссыльной, и помог мадемуазель Аделаиде и г-же де Жанлис найти приют в монастыре святой Клары, который находился в четверти льё от Бремгартена.

Что же касается герцога Шартрского, то генерал посоветовал ему провести эти грозовые дни, путешествуя инкогнито в качестве туриста, с тем чтобы в один прекрасный день в книге его жизни появилась эта красочная страница.

Такого же мнения придерживался и Дюмурье. Будучи изгнанником, этот триумфатор написал другому триумфатору, такому же изгнаннику, как и он сам:

«Дорогой Монтескью! Обнимите от моего имени нашего славного молодого человека. То, что Вы сделали для него, достойно Вас. Пусть он извлечет пользу из своей опалы, набравшись знаний и окрепнув. Нынешнее помутнение разума пройдет, и тогда он обретет себе место. Посоветуйте ему вести подробный дневник своего путешествия. Помимо того, что будет очень занятно увидеть дневник Бурбона, касающийся не охоты, женщин и застолий, а чего-то другого, я порадуюсь, если это сочинение, которое он сможет рано или поздно издать, послужит ему характеристикой — либо когда он вернется, либо для того, чтобы помочь ему вернуться. Принцы должны сочинять скорее одиссеи, чем пасторали».