Последний король французов. Часть первая

Герцог Орлеанский стоял рядом, наблюдая за проверкой бумаг.

— Ну что ж, — сказал вожак корсаров, — идти из Гамбурга в Филадельфию означает идти из одного нейтрального порта в другой. Продолжайте путь: нас это ничуть не касается. Однако, если позволено дать вам совет, держитесь ближе к берегу Англии: там поспокойнее, чем у побережья Франции.

И, спустившись в лодку, они вернулись на свое судно.

Как только они удалились, из люка появилась голова эмигранта.

— Ну что? — спросил он герцога Орлеанского.

— Они отплыли.

— Точно отплыли?

— Сами посмотрите.

Эмигрант вылез из люка и, из предосторожности сгорбившись, взглянул поверх палубного ограждения.

— Да, — сказал он, — и правда отплыли, черт их побери! Они заставили меня дрожать от страха.

Двадцать первого октября, то есть через двадцать семь дней после отправления, судно бросило якорь возле Филадельфии.

Герцог Орлеанский в один прыжок выскочил из лодки на набережную и, вынув из кармана трехцветную кокарду, прицепил ее к шляпе.

Он наконец-то был на свободной земле!

Эмигрант подошел к нему и спросил:

— Так стало быть, сударь, вы француз?

— Несомненно, — ответил принц.

— Но если вы француз, то почему остались на палубе, когда на борту появились корсары?

— Сударь, — ответил ему принц, — если бы на протяжении четырех лет вы настрадались так же, как я, вы не боялись бы ничего и придерживались бы мнения, что нет на свете опасности, которая стоила бы труда лезть в трюм, пытаясь избежать ее.

— Но кто же вы тогда такой? — спросил эмигрант.

— Я Луи Филипп Орлеанский, гражданин Соединенных Штатов Америки.

И, поклонившись совершенно ошеломленному эмигранту, принц направился в город.

Две недели спустя граф де Божоле и герцог де Монпансье поднялись на борт судна в Марселе.

Во время своей неволи в башне Сен-Жан братья попытались бежать через окно, располагавшееся на высоте около двадцати футов от поверхности земли: им нужно было добраться до пристани.

Граф де Божоле, спустившийся первым, был уже на твердой земле, как вдруг герцог де Монпансье оступился, упал на камни, служившие границей порта, и сломал себе ногу.

Видя, что он не может бежать, граф де Божоле вернулся и сам сдался тюремщикам.

Им уже давно обещали свободу, но они столько раз видели, как ничем заканчивается день, в который должны были открыться двери их тюрьмы, что перестали надеяться. Наконец 2 ноября 1796 года им сообщили, что это случится 5-го; поскольку они тревожились, что и на сей раз их обманут, 3 и 4 ноября им повторили это обещание.

Седьмого января 1797 года братья воссоединились, свободные и почти богатые благодаря векселю г-на Говернера Морриса, и решили предпринять поездку по внутренним областям страны.

Второго апреля, побывав перед этим на заседании Конгресса, на котором Вашингтон, счастливый и гордый возможностью вернуться к частной жизни, передал президентскую власть в руки г-на Адамса, они отправились в путь верхом на лошадях, сопровождаемые одним только верным Бодуаном.

В письме герцога де Монпансье, адресованном его сестре, принцессе Аделаиде, прекрасное путешествие братьев описано намного лучше, чем это могли бы сделать мы.[9]

За четыре года до них Шатобриан, еще один принц-изгнанник, проделал такое же путешествие.

Оставляя в стороне гуашь, обещанную герцогом де Монпансье сестре, я не знаю, что принесли или принесут Франции те отрывочные впечатления, какие он приобрел во время этих странствований, но путешествие Шатобриана принесло ей «Дух христианства» и «Натчезов», не считая восхитительных путевых очерков, наполненных блеском ночных звезд, шелестом свежего ветра, сиянием озер, отражающих небо, и водопадов, отражающих солнце в каждой капле воды, которая низвергается, словно пелена, брызжет, словно сноп искр, и рассеивается, словно дымка.

О гений, единственный король по божественному праву, существующий на свете, неужели ты всегда будешь признан лишь потомством?!

Когда отсутствие денег вынудило принцев прервать путешествие, они вернулись в Филадельфию; но, едва они туда приехали, там разразилась желтая лихорадка; в течение двух или трех дней паника была всеобщей и все убегали из города, за исключением герцога Орлеанского и его братьев: та же самая причина, какая заставила их прервать путешествие, приковала их к Филадельфии.

Так что они оставались в городе, однако лихорадка прошла, не затронув их.

Это безденежье длилось до конца сентября, до тех пор, пока значительная денежная сумма, отправленная матерью изгнанников, не прибыла к ним из Европы. Их первое путешествие, при всей его утомительности, возбудило юное воображение принцев, и они решили предпринять второе.

Они отправились в Нью-Йорк, посетили Ньюпорт и Провиденс, побывали в штатах Массачусетс, Нью-Гэмпшир и Мэн, добрались до Бостона и, возможно, встретили во время этих поездок юного Купера, великого поэта, уже замышлявшего тогда удивительную эпопею, главными персонажами которой служат охотники, солдаты и дикари.

Внезапно до юных принцев дошла во всех подробностях новость о перевороте 18 фрюктидора.