Последний король французов. Часть первая

Это письмо можно найти в октябрьском номере журнала «Северный зритель» за 1799 год.

Впрочем, письмо Дюмурье подтверждала декларация молодых принцев. Эта декларация, которой предстояло стать актом примирения между старшей и младшей ветвями Бурбонов, была, по существу говоря, продиктована графом д'Артуа герцогу Орлеанскому. Копия декларации была послана Людовику XVIII в Митаву, в то время как ее оригинал остался в архивах графа д'Артуа в Лондоне.

Вот текст этой декларации, которая, следует согласиться, весьма напоминает отказ от своих слов.

«Пребывая в убеждении, что большая часть французского народа разделяет все чувства, какие движут нами, мы заявляем, что приносим как от имени наших честных соотечественников, так и от нашего собственного имени, торжественную и священную клятву, на своем мече присягая нашему королю жить и умереть преданными нашей чести и нашему законному государю.

Если же неправедное употребление какой-либо неодолимой силы приведет, не дай Бог, к тому, что на французский трон будет де-факто и никоим образом не по праву посажен кто-либо отличный от нашего законного короля, мы заявляем, что будем как с доверием, так и с преданностью следовать голосу чести, предписывающей нам взывать, до нашего последнего дыхания, к Богу, французам и нашему мечу».

Спрашивается, как был бы принят в Пале-Рояле смельчак, который сунул бы 8 августа 1830 года эту декларацию под нос королю Луи Филиппу I?

Благодаря этой декларации герцог Орлеанский и его братья заняли за границей положение иностранных принцев и получили часть денежных пособий, которые предоставляла Англия.

Их частью являлась ежегодная рента в пятьдесят тысяч ливров.

Кстати сказать, это сближение умело подготавливала в течение полугода вдовствующая герцогиня Орлеанская; она написала Людовику XVIII, который по этому случаю в свой черед отправил следующее письмо герцогу д'Аркуру:

«Митава, 27 июня 1799 года.

Спешу поделиться с Вами, господин герцог, чувством удовлетворения, испытываемого мною от возможности проявить милосердие в отношении герцога Орлеанского, моего кузена. Его достопочтенная мать, эта добродетельная принцесса, проявляет себя чересчур великой в своем несчастье, чтобы получить от меня новый удар, способный внести смертельное отчаяние в ее сердце. Она выступила посредником между своим королем и своим сыном. С сердечной чувствительностью я воспринял одновременно слезы матери и изъявления покорности сына, которого его малая опытность заставляла подчиняться злодейским указаниям чудовищно преступного отца.

Это решение было принято по предложению моего совета, и я испытываю тихое удовлетворение, сообщая Вам, что члены совета единодушно высказались в пользу милосердия и прощения.

ЛЮДОВИК».

Как видим, Людовик XVIII был жутким ростовщиком и заставил дорого заплатить за это милосердие и прощение, которое он не даровал, а дал взаймы, чтобы иметь право взять их обратно.

Несмотря на это кажущееся сближение, отношения между герцогом Орлеанским и графом д'Артуа оставались трудными. И потому герцог Орлеанский вернулся к своему замыслу поездки в Испанию. Вдовствующая герцогиня Орлеанская жила в местечке Сарриа близ Барселоны. Трое ее сыновей отправились на Менорку и отыскали там неаполитанский корвет, который доставил их на рейд Барселоны.