Так Роман поставил себя «на одну доску» со сквернословом Тверизовским.
Глава восьмая
Роман ждал гостя. На горизонте его приключений вот-вот должен был появиться новый персонаж. Дело заключалось в том, что, благодаря посредничеству куратора Бола, Загорцев установил-таки заочный контакт с зелянином «номер три» — Акакием Талалаевичем Фомкиным. Предварительно соотечественники созвонились, и с минуту на минуту имперянин Фомкин должен был пожаловать в жилище Загорцева.
Наконец раздался звуковой сигнал. Хозяин поспешил в прихожую и распахнул входную дверь квартиры …
…Фомкин оказался высоченным и худющим мыслелобом преклонных лет с красными воспалёнными глазами и рыжей бородкой. Он ежесекундно вздрагивал и оглядывался с таким видом, словно за ним гнался палач с топором. Если бы не последнее обстоятельство, выдававшее странную пугливость, да не крайняя худоба, Фомкин вполне сошёл бы за Джорджа Бернарда Шоу. А так получался натуральный дистрофический типаж с патологическими замашками.
После насторожённых общепринятых фраз знакомства земляки разместились в зале, и Загорцев лаконично поведал рыжебородому фабулу собственной жизни.
— …Вот и вся незамысловатая моя стезя, — завершил он изложение биографии. — Пардон, а вы чем болели в прошлой жизни, Акакий Талалаевич? — поинтересовался в свою очередь Роман.
— Да ни чем я не болел, — тревожно озирался его сосед по сторонам. — Я безнадёжно здоров. Неизлечимо здоров я.
— Тогда извините, — исправился хозяин. — Стереотип мышления подвёл: ведь меня достал ретро-вирус…Борис Абрамович также страдал хронически. Да и Бол рассказывал про экспедицию таутиканцев на Зелёнку, когда спасли анабиозников…Вот я про вас и подумал…
— Здоров, как бык, — заявил худющий, как велосипед, новый знакомый.
Он доказательно надул бледные и впалые щёки, демонстрируя тем самым квазиизбыток телесной мощи, и вдруг неожиданно свалился на пол, с кряхтением заглядывая под диван: «О-хо-хо, гре-хи наши тяж-кие…Вроде пусто, никого нетути…»
«Псих. Мания преследования. Параноидальный синдром», — предположил Загорцев про себя, но вслух, естественно, не высказал диагноза.
— Что же тогда вас привело на Таутикан? — участливо спросил он, незаметно отсаживаясь подальше от рыжебородого, как от прокажённого. Так, для профилактики.
— Происки и интриги, — ответил Фомкин, присаживаясь. И внезапно упав с дивана, заглянул под тумбу, на которой стоял голограф. — Происки и интриги, — повторил он, отряхивая колени и возвращаясь на диван. — Видите ли, могодой чемодан, я был лучшим хакером планеты. В той епархии мне не было равных.
— Простите за недалёкость, а кто такой «хакер»?
— Хакер? — переспросил Акакий Талалаевич, параллельно проверяя под рубашкой собственные подмышки на предмет отсутствия присутствия преследователей. — Хакер — ас взлома замкнутых электронных систем. Корифей вскрытия изолированных банков компьютерных данных. Гроза хранителей ненавистнических тайн. Я томился и засыхал в обществе, которое ханжески именовало себя открытым, но при том имело массу государственных и мизантропических секретов. Чинуши всех мастей возвели во главу угла контрреволюционное глобальное утаивание…Вот что такое, по-вашему, молодой человек, революция? — с непредсказуемой резкостью осведомился он.
— Революция?… — несколько опешил от нелогичного перехода Роман. — Хм…Сходу и не скажу.
— А я скажу, — отслеживающе заглянул к нему под рубашку дистрофический типаж, будто именно там засело упомянутое им явление. — Революция — это когда борьба с борьбой борьбуются. А глобальное утаивание? Это когда секрет с секретом секретятся. И с ним я категорически борьбовался. Допустим, спецслужбы прячут опасные заготовки от имперян, а я их р-раз — за ушко, да на солнышко! Сдул их пароль, похитил заготовку, стырил проектик, да через Интернет и оповестил всех. Или, минобороны мериканцев зачало изобретать…одну фигню…А я умыкнул разработку и сделал достоянием гласности. Благо? Ещё какое! Я главный последователь и продолжатель дела зелянина Жули Санжа.
И ополчились на меня бюрократы, чинуши и спецслужбисты всего мира, — замельтишил руками Фомкин, точно отбиваясь и сбрасывая с себя мириады насекомых. — Они полезли, полезли, полезли!..Поползли, поползли, поползли!..Затаскали по судам. Трах-тибидох!.
«А Акакий-то, как пить дать, — современник Тверизовского», — немо констатировал Загорцев, услышав знакомое словечко из лексикона Бориса Абрамовича.
— Проще говоря, — завершал персональную одиссею в прошлое хакер, — довели меня до того, что плюнул я на борьбование. Дождался того, что меня выписали из психушки за плохое поведение, и…
— За что, за что вас выписали? — изумлённо перебил его молодой соотечественник, давясь смешинкой.
— …Ну, выписали из психушки за плохое поведение, — невозмутимо растолковал рыжебородый. — И подался я в грядущее. Заплатил фирме по усыплению — и вот я на Таутикане. Ан главная причина переселения в мир иной всё ж таки в том, что не терпелось мне изведать кибернетику будущего. Я и накарябал в завещании: разбудить через тыщу лет. А болеть я — не болел.