Последний мужчина

— Ого! — воскликнул рыжебородый субъект. — Осторожней на поворотах, запропавший каварер.

Роман отстранённо поморгал, протёр глаза и, наконец, возвращаясь на грешную землю, узнал Фомкина.

— Акакий Талалаевич! — пожимая тому руку, и едва не сплющив её, весело провозгласил Загорцев. — Сколько лет, сколько зим?!

— Это тебя надо спросить, — ворчливо заметил старик, выхватывая стиснутую длань и дуя на неё. — Улетел, и ни слуху, ни духу. Звоним ему, звоним — молчок. Вот, забоялись за тебя: кабы кто не пообидел. Сквернослов и Айк выпихнули меня к тебе — разузнать, чё к чему.

— Да жив я! Жив-здоров! — источая море оптимизма, заверил старика добрый молодец. — Что со мной сделается? Вот, жениться надумал.

— Жени-и-иться?! — изумился тот. — Как это?

— Да так! С Юной! — в избытке чувств Роман встряхнул деда так, что чуть не вытряхнул из старческого кожаного мешка-оболочки старческий же скелет Фомкина. — Извини, родной, сейчас недосуг, а как утрясу формальности — приглашу вас всех на свадьбу. Пока!

И насвистывая марш Крендельсона, свежеиспечённый жених отправился дальше.

— Женятся…Свадьба…, — глядя ему вслед, лепетал старик, радуясь удачной развязке. — Гля-ка, ты…Молодец, паря! Истинный хват!

Благо, что Фомкина, сражённого наповал приятной вестью, охватил столбняк. И он неотрывно смотрел на Загорцева, посылая за ним следом напутственное крёстное знамение. Иначе бы он неминуемо прозевал то главное, что произошло в дальнейшем.

Не успел новоиспеченный жених шагнуть за порог своего дома на улице Тенистой, как тут же с не меньшей помпой он был препровождён обратно. Из подъезда «под белы ручки» его силой вывели Рубби и дюжина роботов-полисменов. Они, с трудом усмирив Загорцева, втолкнули его в подъехавший служебный автомобиль и увезли в неизвестном направлении.

— А…А как же свадьба? Он же жени-их!.. — с обвисшей губой, дезориентировано тянул издалека руку за машиной хакер, будто надеясь таким способом вразумить Рубби.

2

— Сукин сын Бонз! — мечась по гостиной, орал Тверизовский в ответ на шокирующее известие Фомкина. — Как же я его ненавижу! Айк, Балалайкин, собирайтесь, айда вызволять Ромаху с кичмана! Айда на штурм резиденции Бонза!

— Нельзя. Стерилизуют, — попробовал утихомирить его хакер.

— Ячмень тебе на глаз! — заорал на труса экс-олигарх. — А Ромаху стерилизуют, это как? Или его испоганят, а ты будешь давиться, но жрать под одеялом свой драный УПС, волчара позорная?!

— Так ведь заодно с Ромахой и нас стерилизуют, — уже менее уверенно возражал Фомкин.

— Да на кой такая жизнь? — бушевал Тверизовский. — За компанию и кастрат задавился! Вместе с Ромахой примем смерть лютую! Чё мы без него?…Айда!

— Конечно, айда вызволять, — с непредсказуемой рассудительностью поддержал сквернослова Айсон. — Одно скажи: как? Голыми кулаками их же не возьмёшь.

— Да я могу и грудью на амбразуру! — бравировал отставной олигарх, тем не менее, постепенно остывая. — Кгм…Кха…Штурмом возьмём. Не буквально, само собой. В переносном смысле.

— А-а-а! Была не была! В переносном возьмём, — нежданно-негаданно завопил и хакер, присоединяясь к «повстанцам». — Веди нас, сквернослов окаянный! Говори, чё деять?

— Чё деять, чё деять, — важно забормотал Тверизовский, опускаясь в кресло. — Ща придумаем. Дайте прикинуть…член к носу. Будет знать Бонзяра, что когда имперский иерей народился, гадский этик крокодиловой слезой захлебнулся!

— Прикинь, Бо, прикинь, — сказал Фомкин, тоже усаживаясь в кресло.

Изворотливый Тверизовский соображал с четверть часа, по истечении которого степенно встал из кресла и ехидно проронил:

— Ы-ы, Бонзяра! Ы-ы! — при том он сопровождал собственный возглас такими неприличными и похотливыми жестами, какими обычно тянут на себя мерзкую упирающуюся скотину.

— Прикинул? — вскинул голову уже вздремнувший хакер.

— Прикинул? — следом за ним вскинул голову, задремавший было Айк.

— Прикинул, — ответил предводитель повстанцев. — Затея следующая. Брать зачнём ночью. Но прежде навестим Наса. Это приятель моего соседа Тукана. Я дал ему кликуху Насос. Он работает спасателем. У него есть монтажный пистолет с присоской и подъёмником. Стреляешь — присоска тянет за собой трос и намертво прилипает к любой поверхности. Врубаешь подъёмник — и ты наверху. А на четвёртом этаже тюряги есть слуховое окно. Оно прикрыто дохленьким жалюзи — я его одной левой вынесу. Там я и протиснусь. Ты же, мыслящая развалина, — ткнул он Фомкина во впалую грудь, — будь готов взломать компьютер Бонза. Если отключить в нём программу, то роботы сдохнут.

3

Ночной мрак и кусты таили в себе засаду. Трое зелян из укромного местечка, с пригорка отслеживали ситуацию в резиденции главного этика.

— Падла! — вдруг приглушённо выругался Тверизовский, передавая бинокль Айсону. — Кроме киберов в тюряге ещё и Крэк. И, по всему видать, до хаты он валить не собирается. Вишь, прихорашивается: марафет на разбитой морде наводит.

— Угу, наводит, — подтвердил боксёр, наведя бинокль на одно из окон.

— Может, тово, погодим, как Крэк уснёт, — предположил Фомкин, боязливо озирая окрестности.