Последний наказ

Жарко пылала печь, топившаяся по-белому — роскошная для деревни вещь. В богатой, просторной горнице на сдвоенной широкой лавке, на постеленной мягкой шубе забылась тяжёлым, полубредовым горячечным сном молодая княгиня. Деревенский богатей, промышляющий торговлишкой, тяжко кряхтел, соображая. Ратибор видел его насквозь — трудно бросать нажитое, бежать неведомо куда пожилому уже, семейному человеку, хорониться в лесной глуши. Ничего, переживёт. Покойнику богатство и вовсе ни к чему.

— А ежели уйти серегерским путём на Новагород? — спросил вдруг деревенский купчик. Ратибор внутренне усмехнулся. Дураку ясно, так и надо бы сделать. Да только вот княгиня свалилась в горячке. Возможно, сказалась баня. А вернее всего, кончились силы. Да, так оно скорей всего и есть. И так приходится удивляться невероятной выдержке молодой женщины.

— Нет, Боброк, не смочь тебе уйти. Ежели налегке, о-двуконь — тогда ещё да, и то ежели кони добрые. А со скарбом… Нагонят в пути, посекут зазря и тебя, и домочадцев твоих.

Витязь кривил душой. Можно уйти и на санях, если поторопиться. Только не выдержать княгине долгий путь. И здесь, у торной дороги задерживаться никак невозможно. Один переход, только один может позволить себе Ратибор.

Мужик тяжко думал, морща лоб. Всё понятно. Много ли увезёшь в седле? А на розвальнях, да не на одних… А голые стены — потеря не такая уж большая, даже если пожгут. Давай, мужик, давай. На твою жадность теперь вся надежда…

— Есть такое место — поднял голову хозяин — Схорониться можно до скончания времён.

— Далеко ли?

— Недалече. Завтра утром выехать, к вечеру будем тамо.

Теперь задумался Ратибор. Он смотрел на осунувшееся, горячечное лицо с запёкшимися губами. Сутки в теплой постели сейчас для княгини…

— Сейчас, Боброк. Ежели хочешь жить — сейчас выезжать надобно. Уж ты мне поверь.

Хватит с Ратибора одного раза, когда он пошёл наперекор осторожности, послушал покойного проводника Олексу, согласившись идти днём.

…

— А-а… Не надо… упыри проклятые… Владушко мой… Ратиборушка, тяни…

Витязь тяжко вздохнул, поднося ковшик к запёкшимся губам молодой женщины. Она поймала его, не видя, глотала тяжко, часто облизываясь.

Ратибор посмотрел в маленькое оконце, затянутое бычьим пузырём. На затерянной в дремучей непролазной чащобе заимке скопилось немало народу. Семья Боброка оказалась немалой — сам хозяин, жена, крепкая жилистая баба, да пятеро ребятишек. К этому прибавить ещё двоюродного брата хозяина, заросшего до глаз чёрной бородой угрюмого звероватого мужика, бобылём сидящего на лесной заимке. Могучая печь, сложенная из дикого серого камня, разделяла избу на две половины. Со стороны устья печи гремела ухватом хозяйка. Там расположилось семейство Боброка, вместе с кузеном. Малую половину заняли Ратибор и княгиня. Дым, остававшийся после топки печи, медленно уползал в дыру под стрехой грубой тесовой крыши.

Витязь не отходил от мечущейся в бреду ни на шаг. Буквально ни на шаг — выйдет за угол справить нужду, и назад. Вроде бы всё нормально, и за приют Ратибор отвесил серебра недрогнувшей рукой — нехай им, с хозяевами лучше жить в мире. Вот только не нравился Ратибору угрюмый «братец», зыркающий исподлобья. Ратибор кое-что понимал в людях, поэтому не стесняясь брал пищу только прямо из хозяйского котла, а воду из стоявшей в сенях обледенелой кадушки, откуда брали все. За санями хозяева привели двух коров, и Ратибор брал для княгини парное молоко из подойника, сам поил тёплым молоком больную — молодая княгиня не выныривала из горячечного бреда. Хозяйка было сунулась предложить свои услуги по женской части — негоже, мол, витязю подставлять посудину женщине — но Ратибор только коротко глянул, и она замолкла. Спать витязь ложился поперёк прохода, имея под рукой меч. На обиженное сопение Боброка витязь ответил вежливо, но без улыбки — так привык на службе, бережёного Бог бережёт.

Боброк был прав — в здешней чащобе можно отсиживаться долго, до конца времён. Витязь понимал в воинском деле и был уверен — как только поплывут сугробы, татарские орды повернут назад. Не дурак хан Батый, чтобы потопить своё войско в половодье. Отожрутся, отоспятся на степном приволье, и на следующую зиму опять попрут несметной силой на Русь.

— Где мы, Вышатич? — вывел его из задумчивости слабый голос. Витязь помимо воли расплылся в радостной улыбке, так что треснули отвыкшие, задубелые губы. Не камень — гора свалилась с души. Очнулась-таки от горячки.

— Всё хорошо, госпожа моя. Мы в надёжном месте.

Больная слабо улыбнулась.

— Где оно, то надёжное место?

Тоже верно. Где теперь на Руси надёжное место?