Последний оплот моего бессмертия (СИ)

— Что ты делаешь? — спросил голос Тома из другого мира, но Джеки не могла ответить.

Сейчас ее тело принадлежало Меропе Гонт, а Меропа Гонт была вся внимание — получится ли зелье, не послышится ли за окном стук копыт.

— Джеки, — позвал голос Тома, и какая-то искра пробежала по ее телу.

Она медленно повернула голову в его сторону. Лицо его как будто слегка расплывалось в жарком мареве, в наполненном паром воздухе кухни. Джеки почувствовала, как Меропа Гонт застывает от изумления. Все пошло совсем не так, как она задумала. Зелье еще не готово, а даже если и готово, как заставить его выпить? Но почему он здесь, почему вошел в дом? Неужели он… неужели он пришел ее навестить по собственной воле?

— Том?.. — прошептала Меропа — Джеки явственно услышала ее хрипловатый голос. — Ты здесь?.. Ты пришел?..

Лицо Тома странно исказилось, словно от боли, как будто страница любимой книги вдруг порезала его палец до крови. Джеки поняла, что ее видение снова перепуталось с реальностью, что Меропа должна сейчас видеть лицо своего возлюбленного, но вместо этого перед нею Том, ее ненаглядный Том, взявший себе странное имя «Лорд Волдеморт.»

Он протянул руки и, взяв ее за оба запястья, решительно поднял на ноги. Тепло жаркого полудня начало стремительно таять, и Джеки окончательно очнулась в той же грязной, заросшей плесенью кухне, выстуженной всеми ветрами мира. Нет Меропы, нет жимолости и котелка на огне, от которого красивыми спиралями поднимается искристый парок. Есть холодный день, есть Том, который смотрит на нее тревожно и вопросительно, и есть полуразрушенное жилище, в котором она никогда не была, но которое знакомо ей так же хорошо, как собственная спальня.

Джеки вдруг оглянулась в сторону — нет, не может быть, о нет, нет… в двух стенах кухни темнели два пустых дверных проема. Один был темнее другого, и Джеки вдруг затрясло еще сильнее. Это был тот самый дверной проем, куда Меропу толкнул ее мерзкий брат, желая «поиграть в мамочку».

— Нет, этого не может быть! — воскликнула она, и слезы сами потекли по ее лицу. — Как он мог так со мной поступить?

Джеки поняла, что ее устами крикнула Меропа, имея в виду то ли брата, то и отца, то ли обоих, и она уже не была властна над собой. Она выхватила из кармана свою волшебную палочку и направила на темный дверной проем. Отвращение, ненависть, обида и боль настолько переполнили ее, что она готова была прямо сейчас сровнять этот дом с землей.

— Джеки! — воскликнул Том, пытаясь ей помешать, но заклятие уже вспухало на кончике ее волшебной палочки с пылающей надписью «Певерелл». Его было уже не остановить. Тем более, оно всегда удавалось ей чуть ли не лучше всех остальных.

— Редукто! — вскричала Джеки, вкладывая в это слово всю силу чужой боли, которая сейчас так рвала ее душу, все свое отвращение и весь свой гнев.

Синий луч вырвался из ее палочки и врезался в и без того ветхую стену. Облако вековой пыли, обломков камня и дерева, заплесневелой штукатурки и паутины взметнулось вверх и в стороны. Джеки не двинулась с места, пока душное зловонное облако не осело.

Дверной проем обвалился вовнутрь, потянув за собой стены. Остатки потолка провалились в бывшую комнату, окончательно превратив ее в свалку хлама и грязи. Тяжело дыша и унимая спазмы в горле, Джеки смотрела на эту беспорядочную груду, пока перед глазами вдруг не потемнело.

… Меропа отвернулась к окну, украдкой посматривая сквозь грязное стекло. Отец что-то говорил, возможно, хвалил Морфина, а может, снова поносил ее саму. Меропа старалась не слушать и не слышать. За мутным стеклом двигались какие-то тени. Ей казалось, что это он едет мимо, как обычно, только с ним еще и та девушка, Сесилия. Меропа облизала мигом пересохшие губы.

Сесилия была такая красивая. Такая нежная, изящная, изысканная. Когда Меропа увидела ее впервые, она не поверила глазам — ну не верилось, что такие бывают. А После второй встречи Сесилия буквально завладела ее душой и умом. Меропа не спала ночами, погруженная в странные, пугающие думы и мечты. Вот бы подойти к ней, потрогать ее шелковые светлые волосы, нежнейшую белую кожу, коснуться губами ее свежих нежных губ. Снять с нее одежду, снять все, до последней нитки. А потом прижать ее к себе всем телом и слиться с ней, влезть под ее кожу, в ее кожу. И тогда он захочет, возжелает, возлюбит ее так же сильно…

Меропа посмотрела на свои черные, загрубевшие, заскорузлые руки и заплакала. Беззвучно, незаметно, даже плечи не вздрогнули, не сбилось дыхание. Нельзя дать им понять, нельзя показывать им, что…

— На что это ты там таращишься? — вкрадчиво спросил тихий голос у самого уха. — Опять пускаешь сопли на того красивого маггла?

Меропа вся сжалась. Грубые пальцы Морфина прошлись по ее плечу над небрежно распахнутым вырезом платья, откинули в сторону спутанные волосы, опустились ближе к груди. Меропа ощутила, как на ее плечо лег колючий подбородок брата, как его нечесаная грива коснулась ее шеи, и вздрогнула. Видимо, эта реакция ее тела привела его в особый восторг.