Последний оплот моего бессмертия (СИ)

Гул голосов стал ближе. Ей показалось, что она слышит голос тети Хепзибы, а потом голос Тома. Он отвечал редко, тихо и очень спокойно, но тетя каждый раз разражалась маленьким девическим смешком.

— Мой дорогой Том, знаете ли вы, что это такое? Коснитесь ее, возьмите ее, — страстно прошептала тетя, вкладывая в простые слова миллион непристойных смыслов. — Рассмотрите ее хорошенько!

— Это барсук, — тихо сказал Том.

— Мой милый мальчик, совершенно верно! Эта чаша принадлежала когда-то Хельге Хаффлпафф, с которой я в родстве — неужели я никогда не упоминала об этой преинтереснейшей связи?..

Джеки насторожилась. Чаша Хельги Хаффлпафф, и тетя показывает ее Тому. Та самая чаша, которая пропала… или была украдена после смерти тети… или послужила причиной смерти тети Хепзибы!

И тут ящик, в котором она лежала, открылся. Яркий дневной свет, удушливый запах пудры и духов, аромат свежих роз, кремовый потолок такой знакомой комнаты — и два лица, склоненные над нею. Лицо Тома и нарумяненное, обрамленное пышными рыжими кудрями лицо тети Хепзибы, которая еще чуть-чуть и прижмется щекой к бледной, чуть впалой щеке своего гостя.

— Посмотрите поближе, мой драгоценный, — шепнула тетя, жадно пожирая глазами его красивое лицо и едва сдерживаясь, чтобы не впиться губами в его щеку, но Том и так не отрывал завороженного взгляда от Джеки, и его глаза превратились в две бездонные черные ямы.

Он протянул руку, показавшуюся Джеки нечеловечески огромной, что-то звякнуло, а потом Джеки почувствовала, что ее тянут вверх и отрывают от поверхности, на которой она лежала.

— Знак Слизерина, — тихо сказал Том, и знакомые алые огни загорелись в его глазах. Он смотрел на нее с невиданной жадностью, алчно, зачарованно, и Джеки поняла, что она — это медальон, украшенный выложенной изумрудами буквой S. Ничего из сокровищ тети Хепзибы он не хотел так сильно, как этот медальон.

— Берк купил его у какой-то нищей девчонки на сносях, — с тем же страстным придыханием сказала тетя Хепзиба. Она явно была не в себе в присутствии Тома, еще немного — и перестанет владеть своими чувствами. — Сколько он ей дал, я не знаю, может быть, каких-то несчастных десять галлеонов или, по счастью, пятнадцать… скорее всего, она просто его где-то украла, не понимая его истинной ценности…

Челюсти Тома сжались так, что губы побелели. Он все еще разглядывал медальон с непроницаемым лицом, но она знала, она чувствовала, какой пожар бушует в его груди.

— Том, мой мальчик, с вами все в порядке?.. — послышался голос тети Хепзибы, Джеки тихонько покачнулась и обернулась в его руке, его лицо уплыло куда-то назад, а потом растаяло в темноте.

Джеки снова оказалась в закрытой коробке, и гула голосов уже не было. Тонкий, слегка дрожащий голосок домашнего эльфа промолвил защитные заклинания, и что-то с грохотом пронеслось мимо — как будто кто-то вытащил соседнюю коробку из шкафа.

Кто-то возился рядом, шуршал, искал в соседних шкафах. А потом раздался шум, грохот, чей-то гневный вопль, быстрый топот удаляющихся шагов. Медальон остался лежать в своей коробке, и Джеки очнулась так, как будто ее толкнули в спину.

Вся в поту, задыхаясь, она проснулась в той же постели, сжимая в кулаке медальон. Том видел его у тети. И чашу видел. И возжелал этот медальон больше других сокровищ.

Ветка за окном стучала в стекло все чаще. Ветер усиливался.

Медальон Слизерина, который Берк купил у какой-то нищей девчушки. У какой-то нищей девчушки на сносях. «У Меропы Гонт,» — сказал какой-то резкий, неумолимый голос в голове Джеки. Все начало вставать на места. Вот что за цепочка была на шее Меропы, когда отец пытался кому-то доказать, что за ним стоят поколения чистейшей крови. Старик Гонт считал себя наследником старейших прославленных магических родов и кичился этим, как будто это было его собственное достижение. А потом Меропа осталась одна в чуждом, огромном, равнодушном Лондоне — одинокая, никому не нужная, беременная. И нищая. И ей пришлось продать медальон Берку за какие-то жалкие гроши…

Джеки почувствовала, как на глазах вскипают горячие слезы. Бедняжка Меропа. Что же с ней случилось дальше? Как она жила дальше, как родила своего злосчастного ребенка? Как пережила потерю единственного человека, которого любила?

Старинный медальон, пропитанный магической силой, сохранил в себе воспоминания. Целую жизнь. А Джеки оказалась рядом и, наверное, впервые после Меропы надела его и носила, не снимая.

И не показывая никому, даже Тому. Даже Тому, который уже его видел и воспылал к нему вожделением превыше плотского.

Криспин что-то заподозрил. Неужели он подумал, что Том убил мадам Смит? Но ради чего? Он сам сказал, что для того, чтобы обвинять или хотя бы подозревать человека в убийстве, нужны серьезные доказательства… или, в крайнем случае, мотив. Мотив? Перед глазами Джеки встал жадный, полный голода и тоски взгляд Тома, обращенный на медальон, который тихо покачивался в его руке. Неужели Криспин думает, что Том способен на такое ради побрякушки? Ради куска холодного металла, пусть даже и начиненного древними магическими силами?