Ночь пришла тихо и внезапно, как только угасли последние языки костра. Небо обернулось в синеву, и вызвездились все его уголки до самой бесконечной дали.
Аленка с Мишкой спустились к мосткам, сели на доски у воды. Сейчас начнется их путешествие. Они недавно открыли такую возможность – летать к самым дальним звездам.
Сначала надо посмотреть вверх. Глянешь – и нет тебя, нет земли, нет сонного лепета камышей. Есть только звезды, холодные, спокойные и недоступные в своей неземной вечности.
Но когда смотришь на звездное отражение в темном зеркале озера, звезды кажутся не только близкими, но и живыми. Как ни спокойна озерная гладь, но вода живет, дышит. Живут и звезды. А если на ближней релке ударит по воде крылом сонный гоголь или плюхнется из темноты вернувшийся с кормежки запоздалый чернеть, то через камыши к берегу пробивается легкая, еле заметная волна. Вот тогда и начинается самое интересное. Звезды сначала медленно, потом все быстрее движутся навстречу ребятишкам. А они, прижавшись друг к другу, затаив дыхание смотрят в восторженном страхе на звездный полет. Они одни-единственные на неведомой планете с головокружительной высоты смотрят на звезды. А звезды проносятся под ними в стремительной бесконечности.
Возвращает путешественников на землю луна. Она появляется в просветах между соснами, ее матовый луч падает на воду, и к ребятам бежит блистающая, чешуйчатая дорожка. Звезды исчезают.
– А луна зеленая, – вздыхает Аленка. Ей начинает казаться, что это вовсе не луна, а круглый зеленый фонарь, подвешенный на соснах. – И у тебя, Миша, глаза зеленые. Это потому, что ты лесной человек, да? Скажи, почему тебя зовут то лесником, то лесничим?
– Был у нас и лесник, был и лесничий. До войны еще. Лесник – просто сторож, и все. А лесничий уже специалист, хозяин в лесу и над деревьями, и над зверьем. Тут он соображать должен, где можно лес пилить, а где нельзя, как птиц поменьше губить, где зверям подсобить в голодные зимы. По-моему, так: кто в деревне живет, обязательно должен быть маленько и лесником, и лесничим. Тогда бы лес и живность разная в нем не убавлялись.
Аленке стало зябко. Она потеснее прижалась к Мишке. Он укрыл ее пиджаком.
– Почему у тебя так громко тукает сердце? – шепотом спрашивает Аленка.
– А хочешь, я тебе что-то скажу? – еще тише спрашивает она.
– Скажи.
Она заглянула ему в глаза и сказала:
– Если мы слышим, как бьются наши сердца, значит, мы совсем с тобой родными стали. Ты не сердишься, что у тебя вдруг сестра объявилась? Ты, пожалуйста, не сердись, это война виновата…
– Ну что ты, Аленка. Ты даже сама не представляешь, как это здорово, когда есть сестра. Мы вот друзья с Юлькой. Я ее насквозь вижу и понимаю. Но мы с ней можем поругаться или даже подраться. А сестра – совсем другое дело. Да за сестру… В общем, я никому не дам тебя в обиду. Ты это запомни на всю жизнь.
– Спасибо, Миша…
Аленка притянула его за шею и поцеловала в щеку.
Они долго сидят молча. «Как хорошо, – думает Аленка, – что я работала наравне со всеми, и председатель Тунгусов меня тоже благодарил за помощь колхозу, а еще хорошо, что рядом есть Миша. С таким братом мне теперь ничего не страшно».
Потом они поднимаются и тихо идут по выпавшей росе к дому. Аленка оборачивается к Мишке и шепотом спрашивает:
– Миша, а ты не знаешь никакой сказки о звездах?
Он не спешит с ответом. Вот они сейчас поднимутся на взгорок к дому, и тогда Мишка скажет так же тихо: «Нет, Аленка. Не придумали еще сказок о звездах. Но, наверное, скоро придумают».
Глава 15
Бои местного значения
В душную июльскую ночь кто-то подпустил Михалке Разгонову красного петуха. Головешки остались бы от дома лесничего, если бы накануне Егорка не выпил с полведра квасу и ему не приспичило.
Выскочил он на крыльцо, а тут огонь и две тени посреди двора. Заорал с перепугу Егорка благим матом:
– Стой! Стрелять буду!
Тени метнулись к лесу, растворились в нем – Егорка и не разглядел поджогщиков. Выбежали на крик и Мишка с Аленкой. Хоть и спросонья, но огню не дали разгуляться, успели залить водой из бочки, что всегда стояла у стоков крыши.
В суматохе не успели шибко-то напугаться. И лишь когда трескучий огонь сник и вернулась привычная тишина, Аленка запоздало струхнула:
– Ох, мальчишки, ужас-то какой! Неуж взаправду настоящие разбойники у нас были?
– Дед Яков чо говорил? Чо говорил? Вот! – Егорка ткнул пальцем в обгорелый угол дома, замигал, пучеглазо таращась на приятелей. – Надо лететь в деревню, участкового звать.
– Може, надо. А может быть, и не надо, – Мишка оглядел двор лесничества, с опаской и интересом послушал, нет ли каких чужих звуков с той стороны леса, куда, по рассказу Егорки, скрылись ночные гости. – Участковый-то в Новогеоргиевке, пока дозовешься. Да и не случилось ничего страшного. Дом-то целехонький.
– Ты чо задумал, Мишка, чо задумал? – Егорка в ознобе передернул плечами. – Укокошат нас тут, вот тогда узнаешь, как ничего не случилось.
Аленка, хоть и перепугалась не меньше Егорки, при этих словах прыснула:
– Как он узнает потом, если нас сперва укокошат?