Похожие на сепию воспоминания, каждое из которых – отрезок времени, миллисекунда. Они сливаются воедино и накладываются друг на друга. Момент, когда забрали мою дочь. Я так и не дала ей имени, потому что мне сказали, это все усложнит. Как будто могло быть еще тяжелее. То, как опустела комната после. Выражение маминого лица, когда в нашу гостиную вошла полиция. Пустые церковные скамьи на похоронах три недели спустя. То, как мы нашли Джемму без сознания.
– Там не могут быть все, – бормочу я.
– Их там тысяча. – Смит вытирает лицо обнаженной рукой, и его голос становится громче: – Это все.
Я смотрю в зеркало на стене и спрашиваю:
– Вы все видели? Вы должны помочь нам. Вы должны прийти.
– Они все это время наблюдали за нами. Может, они знают, что произойдет дальше, а может, и нет. Мы не покинем этот корабль, Каз. С чего бы им отпускать нас сейчас? Они пожертвовали как экипажем, так и пассажирами.
Нет.
Мне нужно поговорить с мамой в последний раз. Пусть она узнает меня.
– Самая изысканная красная комната в истории, – говорит Смит. – Они предупредили нас. Мишель подробно рассказала, что это такое. Она объяснила это ясно, прямо в лицо, и мы решили не заглядывать в эту темноту.
Оттаскиваю Смита от дверей, заставляя выйти на кормовую палубу подышать свежим воздухом.
– Не могу избавиться от этого запаха ни в носу, ни в горле, – жалуется Смит, сплевывая. – Никак не могу избавиться.
Как только мы оказываемся снаружи, меня тошнит. Словно мои ноздри покрыты пленкой, словно у меня во рту инфекция.
– Я видела портье, – сообщаю между приступами рвоты. – Он все еще в униформе. Очень высокий мужчина. Абсолютно лысый. У него родимое пятно под глазом. Он лежал под какой-то женщиной, повернутый лицом ко мне, и я увидела его опухшее лицо. Узнала того, с кем говорила неделю назад.
Смит запрокидывает голову и издает крик, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Он стоит, худой, с обнаженной грудью, дрожа от резкого атлантического воздуха.
– Мой друг, – с трудом произносит он. – Мой друг там, в зале.
– Вы его видели?
– Почувствовал его присутствие. Я знаю, он там. Как они могли их бросить? Так не поступают даже с животным. Они заслуживают захоронения в море или кремации. Даже на войне хоронят врагов. Нельзя просто оставить людей в помещении.
Я опускаюсь на пол и раскачиваюсь взад-вперед на пятках.
– Пит тоже там.
Смит ничего не говорит.
– Мой Пит. – Я хочу заплакать, но не могу.
– Дыши ровно.
– Не могу, – отвечаю я, раскачиваясь, и это правда, я не могу вдохнуть полной грудью. Я хриплю, и мое тело отключается. Раскачиваюсь и борюсь за воздух. Крепко обхватываю себя руками и задыхаюсь, как будто подавилась куриной косточкой.
Смит садится рядом со мной.
– Дыши, Кэролайн. Дыши. Просто успокойся.
– Я видела сумки. Видела телефон на полу, а в чехле была фотография маленького мальчика. Видела, что у мужчины развязался галстук на шее.
– Это конец.
Представляю Джемму. Она больше не умоляет меня выжить. Не говорит, что я нужна маме или что она любит меня. Я снова вижу ее в доме бывшего мужа. Она сидит, привалившись к стене, комната залита мягким красным светом, плечи сестры опущены, ремень туго затянут на руке, вены вздулись, губы посинели, глаза закатились.
Глава 120
Беру Смита, и мы, пошатываясь, идем к ресторану «Голд Гриль».
– Мы приближаемся к суше, – сообщаю я.
– Ты это видела?
– Нет, но вертолет, который прилетел за Мишель… Они не могут долететь до середины Атлантики. Он взлетел с суши.
Смит смотрит на меня, ожидая дальнейших слов.
– Может, посреди океана мы бы и не стали прыгать. Но здесь, где нас могут спасти, я считаю, мы должны бежать, пока есть возможность.
Смит проводит кончиками пальцев по своему лицу.
– Откуда мы знаем, что нас
– Власти не допустят, чтобы это продолжалось. Шоу, заставляющее нас испытывать голод и жажду, шокирующее, это одно. Но это…
– Когда я увидел их, – говорит Смит, и его нижняя губа дрожит то ли от холода, то ли от шока, – они были сложены так… это выглядело как братская могила.
– Придется прыгать, Смит, вы ведь понимаете это, да? Мы постараемся сделать это как можно безопаснее.
Он не отвечает. Часть меня хочет сдаться и забраться под одеяло, запереться в люксе и зажать уши руками. Но я продолжаю видеть лицо Джеммы. Она присматривала за мной в школе, несмотря на то, что была младше. Прикрывала мне спину и заступалась, когда меня травили. Я не могу бросить ее сейчас, как отец – меня.
Вернувшись в каюту, прошу Смита немного отдохнуть, потому что он выглядит так, словно находится на грани сердечного приступа.
Связываю два спасательных жилета вместе. Затем добавляю еще два. Разливаю остатки воды по бутылкам и прикрепляю их завязками для штор к нашим жилетам.
– Как ты можешь так себя вести? – Смит с покрасневшими глазами смотрит, как я затягиваю узлы. – Как ты можешь это делать? Там твой возлюбленный.
Останавливаюсь как вкопанная.
Поворачиваюсь к Смиту спиной, и горе накатывает на меня волной, но я собираю оставшиеся силы, чтобы подавить чувства.