Последний пассажир

– «Воздух»? – переспрашивает Фрэнни, когда мы выходим из центрального лобби и возвращаемся в свои каюты. – Как думаешь, что значит «Воздух»? Задержать дыхание на минуту? Я бы не хотела задерживать дыхание надолго. Что, если меня запрут в маленьком пространстве без воздуха, например в кладовке или в закрытом шкафу? Каз, я бы хотела поменяться заданиями, если ты не против. Боюсь услышать сирену.

Я беру ее под руку.

– Может, тебе просто придется ловить теннисные мячи, брошенные на палубу. Или наблюдать за птицами, когда мы подойдем ближе к берегу. Не паникуй, пока не узнаем факты.

Я говорю так, потому что это правда, но еще, как и Фрэнни, я боюсь задохнуться. «Воздух» – плохое задание. Но я имела в виду то, что сказала. Не совсем лукавлю. Эти задания могут означать тысячу разных вещей. Мы просто не знаем.

Когда папа лечился по программе «двенадцать шагов», он, в частности, повторял, что нужно научиться жить по-новому, с новыми правилами поведения. Ему так и не удалось придерживаться своих правил, но тогда я поклялась никого не бросать в одиночестве. Это было негласное обещание. Папа признался, что всю жизнь чувствовал себя одиноким. Он боролся со своей зависимостью и терпел неудачу в одиночку. Я решила, что не оставлю Джемму наедине с ее проблемами, и не оставила. Я обещала не бросать никого в беде наедине с их демонами. Фрэнни, Смит, Дэниел и я попали сюда вместе. Мы как команда переживали каждый странный день. Я не могу бросить их при первой же возможности. Мой отец нарушил свое обещание, а затем разбил его на тысячу мелких кусочков.

Я не поступлю так же.

Смит останавливается.

– Вы хоть представляете, сколько денег они на нас заработают? Пять миллионов – звучит неплохо, когда вы слышите эту цифру, но она сократится вдвое после уплаты налогов и других расходов. Медиакомпания, транслирующая передачи миллионам подписчиков с оплатой за просмотр, если шоу получит успех и станет популярным – соглашения о продаже, доходы от рекламы, сувенирная продукция, – сможет получить целое состояние. Настоящее состояние. Когда-то я знал агента по подбору талантов, племянника моего клиента, и он познакомил меня с этим миром. Люди, стоящие за таким реалити-шоу, могут зарабатывать десятки миллионов долларов. Еще больше, если это консорциум. И они зарабатывают на этом, не выходя из своих домов на берегу моря в Малибу и особняков на вершинах холмов в Голливуде. Мы буквально умираем от голода и жажды, а они заколачивают баснословные суммы.

– Мы уже в деле, – удаляясь, бросает Дэниел. – Не то чтобы у нас был большой выбор.

– Мы всё еще можем уйти, – предлагаю я. – Они дали нам этот шанс, но не могут удерживать здесь против воли. Так только кажется. Их контроль – иллюзия. Он требует, чтобы мы подыгрывали. Мы могли бы уйти все вместе.

Они не выглядят убежденными.

– Напоминает бои гладиаторов, – фыркает Смит. – Древний Рим. Колизей. Август, Нерон, Калигула, Адриан. Рабы сражались друг с другом насмерть, чтобы доставить удовольствие элите.

– Хлеба и зрелищ, – добавляет Фрэнни.

– Хлеб? – переспрашивает Смит. – Я бы обменял любые из этих часов на один-единственный ломтик черствого белого хлеба.

– «Panem et circenses», – цитирует Фрэнни. – Поверхностное умиротворение народа. По-моему, выражение приписывается Ювеналу, римскому поэту, родившемуся после Рождества Христова. Оно означает, что власть имущие остаются у власти, отвлекая внимание и дешево удовлетворяя самые низменные и насущные потребности масс. Нет необходимости в осмысленности или гражданском участии. Дайте им хлеб и зрелища, или в данном случае садистское шоу, устроенное на океанском лайнере, и эти массы останутся отрешенными, тихими и послушными. Сильные мира сего остаются сильными, а остальные остаются… ну, другими.

– Посмотрите, кто-то проглотил учебник истории, – фыркает Смит.

– Однако мы не сражаемся друг с другом, – возражаю я. – Это не похоже на бой гладиаторов в амфитеатре. Не забывайте, это всего лишь шоу. Боев не будет. Они голосуют, мы уходим, и жизнь продолжается.

В моем голосе нет уверенности, потому что я не знаю наверняка, что жизнь будет продолжаться так, как раньше, и нам не придется конкурировать друг с другом. Этот опыт сильно отличается от всего, с чем я сталкивалась раньше. Я привыкла быстро перечислять в уме заказы на пасту и молочные продукты, согласовывать смены персонала, разрабатывать новые рецепты, и у меня в памяти хранится график отпусков нашего коллектива. Но здесь я даже не могу предсказать, как пройдет следующий час.