Последний побег

На следующий день Гараев пришел на конюшню, нашел конюха. Им оказался достаточно молодой зэк, но с уже пепельной кожей, не очень высокого роста, хорошо, сильно, аккуратно сложенный, но пропахший режимом насквозь, как потник — лошадью.

Слава показал ему, как надо запрягать лошадь в сани. Как надевать упряжь, удила, уздечку, шлею, подпругу, вожжи, хо — мут, вставлять оглобли в дугу и затягивать их. Вскоре Гараев научился не бояться лошади.

Конюх между делом небрежно расспрашивал его о службе, о том, где служил, как там отцы-командиры и сколько осталось до дембеля. Григорий отвечал осторожно, не касаясь караульных и других специальных тайн службы, но не очень скрывал человеческие проблемы казармы. В этом он считал себя человеком вольным и никому не военнообязанным.

Конюх угощал его щедро — черным чаем, печеньем, сгущенным молоком. «С чего бы это?» — замечал про себя Григорий и еще более строго следил за своим поведением и словами. Несколько дней он ждал, что Слава начнет у него чего-нибудь просить, но не дождался. Конюх сам предлагал ему продукты и другую помощь. Беседовал с ним, солдатом, спокойно, тихо, с небольшой усмешечкой выслушивая некоторые ответы. А потом рассказал, как столичные карманники чистят москвичей от лишних денег.

— Бывало, едешь в автобусе и вдруг видишь в окно, что по тротуару идет какой-нибудь одинокий мужик. Ты бросаешься к окну, да — открываешь левой рукой, при этом слегка трогаешь сидящего около него фраера, случайно задеваешь локтем и оттопыриваешь левый борт пиджака, кричишь: «Вовчик, Вовчик, это я, Мишка! Я буду ждать тебя на следующей остановке!». Ну, мужик оглядывается, смотрит вокруг, а ты в это время правой рукой, пропустив ее под мышкой левой, достаешь из внутреннего кармана пассажира кожаное портмоне и быстро начинаешь проталкиваться к выходу, чтобы успеть спрыгнуть на остановке.

— Не жалко пассажира было?

— А он меня жалел, когда я в бараке голодал? — сухо улыбнулся Слава. — Да и выбирал я жертву, чтоб не совсем бедная была. Если женщина, то чтобы в шубе. А у шубы, понятно, карманы глубокие, но шелковые, двумя пальчиками потянешь на себя — и вытянешь карманчик вместе с кошельком так, что эта корова ничего не услышит. А чемоданчики? Сумочки! У нас были специальные приспособления, вроде плоскогубцев, но когда сжимаешь, то концы расходятся в разные стороны. Сунешь кончики в колечко у ручки, раз — и разошлось колечко, сунешь во второе, и все — клиент остается с одной ручкой в руке, толпа напирает, и тот не чувствует, что чемоданчика-то уже нет…

Слава рассказывал — и глаза его светились фосфором вдохновения, великого воспоминания. К нему, похоже, возвращалось то время, когда наконец-то он вдоволь смог пожрать, согреться водкой, поверить в романтическую дружбу.

Гараев приехал получать продукты на оптовый склад, что был рядом с железной дорогой. Вместе с ним подъехали зоновские повара. Толстая кладовщица открывала одну дверь, вторую, третью, выдавала крупу, муку, сахар, чай… Это — зэкам, это — солдатам, это — зэкам, это — солдатам. Одно и то же, только объемы разные, и осужденным вместо нормальной говядины бросила мерзлый кусок субпродуктов — ливера. После чая она подошла к сундуку, где у нее лежали специи — лавровый лист, корица, другая фигня.

— А почему нам всего пять пакетов листа? — возмутился старый высокий зэк, зажав в руке все пять пакетов лаврушки и поднося их к лицу кладовщицы. — Почему пять пачек?

— Вы что, совсем озверели, что ли? — подняла на него голову кладовщица. — Сами попросили в прошлый раз, чтоб я дала вам семь авансом!

В это время за высоким зэком и вторым, совсем пацаном, оказался третий, не рослый, но широкий человек. Он, этот третий, мгновенно и бесшумно выдвинул верхний ящик шкафа, откуда в карманы фуфайки на глазах изумленного Гараева проскользнули две плиты грузинского чая.

В холодном помещении склада поднимался пар от людского дыхания. «Может быть, мне показалось? — подумал Григорий. — Да нет, не показалось… Странно, почему кладовщица, которая здесь работает, так легкомысленно себя ведет?»

— А, точно, мы же с тобой договаривались насчет лаврушки! — вспомнил старый зэк. — Извини, подружка…

Третий осужденный, невысокого роста человек, озорно глянул на Гараева и подмигнул ему. Григорий только головой покачал…

Второй зэк, главный их повар по имени Борис, еврей, развернулся к Григорию и мягко улыбнулся:

— Молчи, землячок…

Отпустив зэков, кладовщица подошла к снежной горке у длинного серого забора.

— Капуста здесь, — кивнула она на гигантский сугроб, втыкая в него деревянную лопату, — доставай сам и бери сколько хочешь.