Последний подарок Потемкина

Переходу этому, столь необычному для молодого амбициозного летчика-истребителя, предшествовал разговор всё с тем же другом семьи, генералом Удетом.

Генерал-полковник авиации, только что вернувшийся из поездки в Англию и Канаду, привез Ульриху подарок – вошедшую там в моду кожаную летную куртку А-2, из грубой кожи, с подкладкой из овчины, отложным воротником и застежкой-молнией. Оба они предпочли не обсуждать, чей это подарок.

О бывшей баронессе, а нынешней графине из Суссекса и ее британской семье они не говорили по умолчанию….

С наслаждением потягивая Гленморанджи восемнадцатилетней выдержки, подаренный мужем графини, генерал-полковник со вкусом рассказывал о жизни в патриархальных городках Британской империи.

– Ах! – прислушиваясь к послевкусию божественного пойла, воскликнул он с внезапной страстностью, – ах, если бы только старый Вевер сумел тогда протолкнуть свою бредовую идею «Урал-Бомбера»…

Он заложил руку за лацкан идеально подогнанного генеральского мундира и мечтательно протянул, почти промурлыкал:

– Представляешь, через два, ну, через три года мы могли бы бомбить Канаду!.. Пусть не Торонто, не Оттаву, но хотя бы Нову Скошию их сраную… Галифакс какой-нибудь… Ты представляешь, как обверзались бы те же янки со страху! А то у них, у американцев, похоже, размягчение мозгов наступило, им всё кажется, что до них никто никогда не дотянется, островная, мол, нация. Отсюда и гонор этот, неоправданный. Хрена вам, дотянутся!

И он жахнул односолодового шотландского эликсира, уже не смакуя, а так, как истинный шваб пьет свой шнапс – резко, разом, и с выдохом «хох».

– Манхэттен, конечно же, остров, но, поверь мне, найдется безумец и бабахнет по их небоскребам так, что только пыль пойдет! Я это тебе как пилот, облетевший их Empire State Building три раза, говорю. Неплохая мишень, кстати… И, успокоившись так же быстро, как и вошел в раж, добавил с улыбкой сытого кота:

– А до Британии мы и на «хейнкеле» дотянем. Вот возьмем Эдинбург – ужо упьемся этим Гленморанджи…

Ульрих подивился про себя темпераменту Удета, а ещё больше – способности его скрывать, допил скотч и принял бесповоротное решение: перейти в бомбардировщики. Картина горящих городков, где так уютно и безнаказанно жили, ходили в свои англиканские церкви и плодили «капитанов Роев Браунов» верноподданные Британской империи, внезапно принесла ему ощущение реальной цели и возможного возмездия за всю британским проклятым этносом нанесенную боль. От небытия Рихарда до предательства Гертруды.

Однажды генерал-полковник авиации в сидящем как влитой мундире, с фигурой ловкой обезьянки, куратор Люфтваффе Третьего рейха, герой-любовник, а также герой и ас Первой мировой, воздушный клоун и акробат, наркоман, пьяница, редкостный сукин сын и, в сущности, неплохой парень Эрнст Удет всё ж таки не совладает со своим темпераментом… Ноябрьской ночью сорок первого года жахнет он себе в висок из люгера, как жахал, бывало, Гленморанджи восемнадцатилетней выдержки:

лихо и с выдохом «хох», как пьет истинный шваб свой шнапс. Поистерит немного напоследок, но жахнет…

… Ох, не нужно было ему ездить на Восточный фронт, не нужно было смотреть на лагеря. Видно, воздушному герою нелегко стать мясником, может, просто и невозможно?

Но вот что удивительно, читатель!

Предсказание его о разлетающихся в пыль небоскребах Манхэттена сбылось через шестьдесят с небольшим лет.

Утром 11 сентября 2001 года…

Тяжело забыть этот тягостный, тоскливый аромат горелого метала, пластмассы и резины с примесью паленой человеческой плоти, скорбно повисший над новоявленной «столицей мира» на долгие несколько месяцев…

…Такой же тяжелый аромат ожег ноздри Ульриха. Бросив последний взгляд на обломки того, что ещё час назад так гордо реяло в воздухе, бережно неся его на своих несокрушимых мощных крыльях, Ульрих бездумно побрел по саду…

Сидя в обширном кабинете, расположенном в правом крыле дворца, Светлейший слушал сумбурный рассказ начальника дворцовой стражи о поимке кожаного человека с нескрываемым интересом, поглядывая на сам объект повествования, стоящий перед ним. Морщась от боли в растянутом голеностопе и потирая шишку, полученную от охраны при попытке сопротивления во время задержания в саду, Ульрих продолжал озираться, пытаясь ну хоть что-то понять в происходящем.

– Видим – бредёт, спотыкается, ну прям, как слепой, мы ему: «Стой, кто таков!» Молчит – ну, мы ему по рогам раза два… он на четыре кости… и мычит не по-нашему, не по-русски, «них сляге, них сляге»… что за «нихсля» такая?… мы не ведаем… немец, небось?

– Сейчас узнаем, – сказал Светлейший.

Князю очень, очень нравилось то, что он видел перед собой…