Последний подарок Потемкина

– Ну, а Новый Завет вы порекомендуете читать на каком языке, князь? На русском? – тяжеловесно пошутил граф Кобенцль.

– А вы, граф, предлагаете на латыни? – не остался в долгу Державин.

– А почему бы и нет? – подчеркнуто учтиво поклонился Кобенцль.

Поклонился, надо сказать, довольно ловко, хотя и выпятил при этом внушительных размеров зад, обтянутый камзолом дорогого сукна, изрядно потертым в некоторых стратегически важных местах…

Граф Людовик Кобенцль имел чрезвычайную склонность к театральной жизни. Брал уроки танцев и вокала. Особо обожал любительские домашние постановки. Постоянно играл в них самые разнообразные роли. Де Линь, за которым не заржавеет, естественно, запустил по этому поводу очередную шутку: «Граф Людовик столько находится на репетициях, что нельзя понять, когда же он работает…»

– «Вульгата», кстати, уже упомянутая князем, – напыщенно продолжил Кобенцль, – является безупречным каноном. Официальной Библией римской католической церкви! И пояснил не без ехидства, упреждая вопрос уже открывшей рот Сашеньки: – «Вульгата», любезная графиня Браницкая, – это название латинского перевода Священного Писания.

– Сделанного святым Иеронимом Стридонским, – проронил Потёмкин.

Познания Светлейшего в богословии были так же велики, как и в военном деле, если не больше, ибо на заре далекой юности Григорий Александрович всерьез раздумывал о карьере духовной. Хмуро поглядывая на оттопыренный потертый плюшевый зад графа, он испытывал смутное желание дать рыжему послу хорошего пендаля. Любитель домашнего театра начал его не на шутку раздражать, так как явно выделывался перед княгиней Долгоруковой. Однако Светлейший сдержал этот порыв, дождался пока австрияк выйдет из поклона, и только тогда сдержанно прорычал:

– Но это ведь всё ж таки перевод Священного Писания, граф! Вдумайтесь в это слово – «пе-ре-вод»! А ведь есть и оригинал!

– Перевод, канонизированный Ватиканом! – взвизгнул в ответ упертый католик Кобенцль.

– А что, были и другие, неканонизированные? – ласково спросила его княгиня Долгорукова. Ей импонировала смешная влюбленность графа Людовика. Да и домашний театр она тоже обожала. Но возможности слегка подразнить толстяка и чуть-чуть позабавиться она никогда не упускала…

– Были, конечно же, – слегка стушевался Кобенцль и смущенно посмотрел на Екатерину Фёдоровну, – но я, признаться, с ними не знаком…

– Предыдущие старолатинские переводы ветхозаветных текстов имели название «Vetus Latina», – спокойно пояснил мелодичный голос с малороссийским акцентом, – но они канонизированы не были…

Атаман Антон Андреевич Головатый – полковник Черноморского казачьего войска, был выпускником киевской бурсы и латынью владел в совершенстве. Совсем неплохо учили в бурсе в те времена. Не хуже Сорбонны. Образованнейший был человек атаман Головатый… С матушкой-императрицей, кстати, большей частью на латыни и изъяснялся, по ее просьбе. Это доставляло обоим собеседникам огромное интеллектуальное наслаждение.

Антон Андреевич только что прибыл в столицу по персональному императорскому приглашению для вручения ордена Святого равноапостольного князя Владимира. Высокая и особо почетная награда дана ему была по личному ходатайству Светлейшего за участие в штурме Измаила, где под его, Головатого, командованием казачьи части штурмовали крепость со стороны Дунай-реки.

Атаман Головатый расположился в углу гостиной: немолодой, но весьма элегантный мужчина с густыми, аккуратно подстриженными черными усами, в необычного покроя черном с красным воротником, мундире, на обшлаге которого тускло поблескивал Святой Георгий 4-й степени. За штурм Очакова.

Антон Андреевич привез с собой в столицу любимую дочь Марию. Бледная лицом, с толстой косой, по-украински уложенной вокруг головы, стояла она рядом с отцом, прижавшись к атаманову плечу и, потупясь, глядела в пол. Один лишь раз она блеснула бархатом очей, с любопытством поглядев на казачком разодетого Сеньку, и опять уставила очи в пол.

– А чем же эта Vetus Latina плоха-то была? – язвительно поинтересовался Державин, – почему не ее канонизировали, а Вульгату эту? Которую граф нам тут расхваливает.

Князь Потёмкин и атаман Головатый одновременно, не сговариваясь, ответили:

– Разночтения…

И, посмотрев друг на друга, улыбнулись. Князь всё ж таки не удержался и добавил:

– Текстуальные разночтения…

…Уважали они друг друга чрезвычайно… Многое прошли вместе в этой жизни. Роспуск Сечи. Создание Черноморского казачьего войска, ставшего предтечей казачества Кубанского, войны, рубки, штурмы, осады. Одна осада Очакова чего стоила….

… Музыку оба обожали беззаветно и чувствовали тонко, пели прекрасно, иногда дуэтом. Эх, да всего не перечислишь! Да и не надо, наверное…

– Прошу вас, Антон Андреевич.

– Нет, нет, Григорий Александрович, лучше вы! У вас складнее получится…

Принц де Линь, хоть и с вечно ироничной своей улыбкой, но не без удовольствия наблюдавший за ними, наконец прервал этот затянувшийся обмен любезностями:

– И кто же все-таки откроет нам мистерию латинских переводов Библии, господа?