Последний подарок Потемкина

– Поняла, почему иудеям запрещено есть угрей, миног, налимов, сомов и всяческих водных тварей без плавников и чешуи!

– Ну, же? – вырвалось у всех почти единогласно.

– Так они же все на змеюк похожи, а я так полагаю, что страх съесть змею у иудеев велик и всепоглощающ! Ибо память о змее-искусителе, о враге рода человеческого сидит в них с библейских времен! Ну, как вам мой посыл в целом? Цейтлин, я к тебе, вообще-то, обращаюсь прежде всего…

Надворный советник пригладил бороду, задумался и наконец одобрительно кивнул.

– Княгиня, я согласен. Эти существа действительно очень напоминают «гадов», а посему поглощать их – означает наносить оскорбление Творцу. Он пригладил бороду ещё раз и умиротворенно улыбнулся. Улыбка была ему очень к лицу…

О надворном советнике Йошуа Цейтлине точно можно было бы написать отдельную книгу. Или хотя бы главу. И, кстати, немало авторов это уже сделали.

Не знаю, как тебе, читатель, но мне лично ужасно симпатичен этот мудрый и мужественный старик, человечный и честный, крепкий душой и телом, в своей нелепой семихвостой меховой шапке; который хоть и предан, подчас слепо, ветхозаветным законам своих предков, но открыт всем своим сознанием свежим ветрам перемен и просвещения. Он также люб мне и за его беззаветную преданность своему великому другу и покровителю, да, собственно говоря, и всей этой огромной империи, худо-бедно приютившей его и всё его племя на своих просторах…

Улыбка Цейтлина каким-то непонятным образом привела всех в хорошее расположение духа. Наконец-то в Гобеленовой гостиной воцарилось веселое спокойствие и ни к чему не обязывающая легкость приятной вечеринки. Но ненадолго.

Двери отворились, и в гостиную вошел встрепанный и покрасневший от унижения Ульрих в сопровождении гайдуков и доктора Тимана.

Невзирая на краску, лицо барона было абсолютно бесстрастным. Полностью проигнорировав тут же устремившееся на него взоры, мужские и женские, он отошел к огромному окну гостиной, выходившему в сад. Повернувшись ко всем присутствующим спиной, он обхватил свои плечи руками и застыл в этой позе, глядя ледяными глазами на замерзшие деревья Таврического за заиндевевшим стеклом…

Доктор Тиман, отозвав Светлейшего, сосредоточенно шептал ему что-то на ухо. Судя по меняющемуся выражению лица последнего, новости были совсем не обнадеживающие.

– Ах, как жаль! – произнес Светлейший с искренним огорчением, бросая сочувственный взор на унылую спину Ульриха.

…Для некоторых женщин мужской размер и всё остальное, типа эстетики, не играют столь существенной роли… Но императрица к их числу не принадлежала. Это Потёмкин знал по собственному опыту…

Будучи случайным обладателем счастливого билета в анатомической лотерее и прекрасно понимая всю случайность этого выигрыша, он с сочувствием относился к менее удачливым. Ибо знавал великих воинов, полководцев и героев с весьма незначительными гениталиями. – Да ты, Матушка, хотя бы на Геракла мраморного посмотри! Там ведь всё очень скромно… а ведь греки, как никто другой, толк в мужском теле понимали.

– Да что мне, Гришенька, твой Геракл греческий! – хохотала она, обмахиваясь веером и слегка краснея, – я чего-то существенного хочу, как у тебя, мон шер! Могут же у меня быть хоть какие-нибудь человеческие слабости…

И в этом смысле у Ульриха не было ни малейшего шанса.

Природа жестоко посмеялась над ним, дав внешность Нибелунга, но при этом безжалостно исковеркав его гениталии.

То ли фон Ротты переварились в своем прусском соку, то ли слишком долго не мешалась по-настоящему древняя, нордическая кровь в роду Сайн-Витлиндерген, то ли баронесса-княгиня была носителем каких-то уже совсем дефективных генов… Кто знает! Факт тот, что мало кто мог без смеха смотреть на Ульриха в те редкие минуты, когда он был обнажен ниже пояса. Походы к проституткам давали потом всему публичному дому тему для оживленных обсуждений особенностей мужской анатомии…

Ну, а в душевую он старался ходить в одиночку…

– Как жаль! – повторил Потёмкин и, наполнив граненый бокал мозельским, протянул его фон Ротту.

– На, выпей, бедный кожаный барон… это, пожалуй, лучшее, что тебе осталось на сегодняшний вечер. Завтра разберемся, что с тобой делать, мой несостоявшийся уберменш, «morgen, morgen, nur nicht heute», как говорят у вас на неметчине.

Ульрих молча кивнул, даже не удостоив его взглядом. Взял бокал. Выпил залпом. Холод сада, похоже, проникал ему в самое сердце. Достаточно, правда, уже заиндевевшее. С тех пор, как баронесса Гертруда исчезла из его жизни. И вдруг вспомнилось, как совсем маленькому она рассказывала ему сказку. Про мальчика Кая, которого Снежная королева увезла в свой ледяной чертог. И как, усадив его посреди огромного ледяного зала, она сказала с ледяной лаской в голосе: – Если ты сложишь из льдинок слово «вечность», я подарю тебе полмира и новые коньки впридачу… И, хоть не сложилось у него слово «вечность», но полмира ему было всё ж таки подарено. Но не мамой. И не Снежной королевой. А самим фюрером…

– Ну, что же, будем искать дальше, – вздохнул Светлейший.