Последний поход Морица фон Вернера

«На следующий день, после траурного молебна в память о погибшем полководце граф Шузе созвал в свой шатер офицеров. Встреча была короткой: многие рыцари еще не до конца оправились от вчерашней битвы, в которой погибла почти половина полка. Но несмотря на поражение сердца уцелевших горели отвагой, а души жгла жажда мести – желание отомстить за смерть Герцога. Однако холодная сталь и горячее сердце бессильны там, где властвовали прислужники сатаны. И как верно заметил капеллан полка отец Фабио: «Будь Богу угодна наша победа, он бы послал ее, невзирая на любые происки дьявола. Упорствовать – значит поступить вопреки воли Господа». Поэтому племянник курфюрста Урренского принял единственно правильное решение – возвращаться.

Утром второго дня мы начали погрузку на ожидавшие нас каракки. Уныние, усталость царили среди людей, а моряки со страхом слушали рассказы о битве. Управлявшие судами шкиперы торопили, желая поскорее выйти в море и оказаться как можно дальше от проклятой земли. После полудня были подняты якоря, а вечером берег, за которым лежала в раскаленных песках страна Черного халифа, навсегда скрылся из наших глаз. Многие с облегчением перевели дух, но мы не учли коварства и могущества Великого мага.

Ночью на море начался ужасный шторм. Три больших корабля в первый же час превратились в беспомощные скорлупки: ураганный ветер лишил их снастей, переломив мачты, словно тростинки. Почти сразу судно «Слава Цутха», снаряженное на деньги городских купцов в подарок Герцогу, утратило руль, и несчастный корабль затянуло в огромный водоворот. Следом на моих глазах перевернулась и пошла ко дну со всеми людьми «Удача». Стихия не успокаивалась, а от эскадры из трех каракк осталась только «Звезда Уррена»! Не подозревая о предстоящих испытаниях и не желая расстаться с надеждой выжить, я благодарил Бога за то, что попал на ее борт.

Спасаясь от безжалостных валов, обрушивавшихся на палубу, люди забились в трюм. Там в кромешной темноте мы молили Господа даровать спасение. Многих, в том числе и меня, качка выворачивала наизнанку, словно заимодавцы кошелек проигравшегося игрока. Вместе с трещавшим по швам судном мы взлетали на гребнях ужасных волн под самые небеса и тут же чугунным ядром падали в бездну. И не было видно конца-края нашим испытаниям.

Утратив возможность следить за течением времени, обессилив, способные только на жалобные стоны, мы лежали в тесном и темном трюме, когда кто-то испуганно закричал: «Вода! Вода!». Оказалось, что на борту разошлась обшивка, и внутрь корабля хлынуло море. Не в силах что-либо предпринять, съежившись, лежал я в своем закутке, готовясь к встрече с Господом. Неожиданно послышался страшный треск, и «Звезда Уррена» стала разваливаться на части. Вместе с остальными несчастными я, словно беззащитный птенец, выпавший из гнезда, очутился в холодной соленой воде. Руки сами собой ухватились за проносившийся мимо кусок обшивки, и сознание покинуло меня.

Очнулся я уже на борту шлюпки, вытащенный из моря спасшимися товарищами. Нас – счастливчиков было шестеро».

Ощутив на языке солоноватый привкус, фон Вернер снова прервался. Облизнув губы, он понял, что, увлекшись, заново переживая случившееся, прокусил до крови нижнюю губу. И неудивительно: слишком многое пришлось вытерпеть, путешествуя на утлой лодчонке. Не все было так, как писалось, но…

От нахлынувших воспоминаний даже кожа на спине начала зудеть: сгорела тогда под палящим солнцем до кровавых пузырей. Стрелку показалось, что он снова лежит в рыбацком суденышке, а над головой ветер хлопает косым парусом. С трудом отогнав морок и напившись воды, Мориц продолжил заниматься сочинительством. Хотелось закончить, побыстрее проскочить через описание мучительных дней, когда они сходили с ума от жажды посреди моря…

* * *

Получив от переписчика рукопись, Мориц внимательно просмотрел стопку бумаги. Все сделано чисто и аккуратно, красивым и четким почерком каллиграфа. Название на титульном листе оформлено в рамочку с затейливыми виньетками, а под именем и званием автора красуется щиток с гербом фон Вернеров. Посвящение на втором листе – «Достославному мессиру, советнику и негоцианту Вольного города Дамбург Бодлю Иерониму Фридриху» – написано золотом.

Благодаря оформлению рукопись преобразилась, и стрелок невольно ощутил гордость сродни той, которую испытывает отец, увидевший повзрослевшего сына после долгой разлуки. Масла в огонь честолюбия молодого сочинителя подлил стоявший рядом каллиграф. По словам мастера Пика он работал над «Сказанием» с большим интересом, так как повесть о Последнем походе увлекла его с первых строк. Слушая похвалы своему слогу, Мориц ощутил, как кровь прилила к щекам от смущения. Но из-за въевшегося в кожу загара со стороны это было незаметно. Он достал талер и положил на стол.

– Благодарю, мастер, – стрелок прикоснулся двумя пальцами к коричневому берету, где по-прежнему сияла позолотой пряжка с гербом покойного герцога, – вы отлично справились. Я доволен.