Последний полет орла

В июле Рене отправился в Кобленц, а в конце августа Люсиль, стоя перед зеркалом, вдруг страшно закричала. «Сюда вошла смерть, я ее видела!» – говорила она, вся дрожа, прибежавшим на крик сестрам. Со второго сентября в парижских тюрьмах началась кровавая вакханалия, там убивали дубинками заключенных – дворян и священников, мужчин и женщин… Рене и Жан-Батист осаждали Тионвиль, а его сестры вернулись в Бретань, взяв с собой Селесту. Из полагавшегося ей наследства новоиспеченная госпожа де Шатобриан не получила почти ничего: ее родственники уехали, забрав с собой ценные бумаги. Она осталась без мужа и без денег, зато в обществе золовок и свекрови, вместе с которыми ее заточили в бывший монастырь для раскаявшихся девиц легкого поведения, превращенный в тюрьму.

Овдовевшая госпожа де Мариньи оставалась на свободе: своевременная смерть мужа уберегла ее от революционного правосудия; в ее замке находили приют повстанцы, «правильные» кюре проводили там запрещенные церковные обряды. Шатобриан с умилением писал в предисловии к первому изданию «Аталы», как его сестра бросилась в ноги Анри де Ларошжаклену, вождю вандейских повстанцев, умоляя пощадить несколько сотен республиканцев, захваченных им в плен, а потом помчалась в Ренн с бумагой, подтверждавшей ее «патриотический поступок», чтобы попросить взамен освободить ее сестер, но председатель трибунала ей отказал, не увидев в этом поступке ничего ценного, потому что защитников у Республики много, а хлеба нет. «Вот от каких людей Буонапарте избавил Францию!» – восклицал Рене в конце этой истории. В предисловиях к позднейшим изданиям ее уже не было; братья Анри де Ларошжаклена, который погиб в бою в двадцать один год, ныне снова разжигают восстание в Вандее, только уже против «Буонапарте». А из реннской тюрьмы Селесту, Люсиль и Жюли выпустили благодаря хлопотам Бениньи – еще одной сестры Рене, который не любит об этом вспоминать.

Бенинья совершенно не похожа на всех других Шатобрианов: она твердо стоит ногами на земле, вместо сочинения стихов скрупулезно заполняет конторские книги и думает не о безликих потомках, а о своих четырех детях, которых они с мужем не побоялись произвести на свет в то черное время. Кот питает к ней неприязнь со времени дележа отцовского наследства, когда Бенинья и Мари-Анна восстали против бретонского обычая, по которому две трети имущества покойного дворянина наследует его старший сын. Заявив, что их отец нажил свое состояние торговлей, то есть не дворянским занятием, они потребовали для себя равную долю; вдовая госпожа де Шатобриан была оскорблена до глубины души и ссылалась на ордонансы Людовика XIV, по которым дворянам не возбранялось снаряжать торговые флотилии; Жан-Батист согласился выделить двадцать пять тысяч ливров и разделить их поровну между четырьмя сестрами и младшим братом, а Рене затаил обиду. Он ничего не забыл и не простил: когда вышло иллюстрированное издание «Гения христианства», он подарил по одному экземпляру Селесте, Люсиль и Мари-Анне (его мать и Жюли к тому времени уже умерли), а Бенинью обделил.

Селесту Рене часто называл своей вдовой. Луи де Фонтан как-то признался ей, что Кот, по его словам, согласился сопровождать кардинала Феска в Рим в третьем году только из боязни воссоединиться с женой. Еще одна выдумка! Они тогда уже почти год жили вместе, пока Рене отделывал «Гений христианства». Дом графини де Бомон в Савиньи-сюр-Орж не был настолько огромным, чтобы с легкостью прятать там секреты, – очень скоро Селеста поняла, что Полина дала им приют не из одной лишь щедрости. Поэтому она сама отказалась ехать в Рим, когда Рене предложил ей это – с надеждой на ее отказ. Полина была тогда безнадежно больна и напоминала собой тень, бродящую по земле; она умерла в Риме на руках у Кота, взяв с него слово вернуться к жене. К тому времени недовольный им кардинал Феск уже прогнал его; Бонапарт назначил его французским поверенным в делах в Республике Вале; Шатобриан вернулся в Париж, чтобы затем выехать в Швейцарию, но тут произошла гнусная история с герцогом Энгьенским, и он подал в отставку.