Последний полет орла

На столе в комнате Рене лежала развернутая «Универсальная газета», еще пахнувшая типографской краской. Селеста подошла посмотреть. «Доклад о состоянии Франции, сделанный Королю на Его совете», занимал целых три страницы без «подвала», под ним стояла подпись: «Виконт де Шатобриан, полномочный посол Его Христианнейшего Величества при шведском дворе».

Десять дней назад в этой же газете напечатали королевский манифест, в котором Людовик XVIII напоминал о благотворных последствиях своего возвращения во Францию, ставя себе в заслугу защиту отечества от репрессий со стороны иноземцев и дарование конституционной Хартии. Там говорилось, что король и французская нация едины как никогда, несмотря на внезапное предательство армии – то есть заблудших солдат, обманутых вероломными маршалами, которые уже раскаиваются в своем поступке, – и была еще куча звонкой чепухи в том же духе. Кот собирался раскрыть королю глаза на истинное положение дел. Селеста принялась читать, перепрыгивая с одного абзаца на другой: «Новая конституция Буонапарте – очередная дань уважения Вашей мудрости, ведь это, с небольшими отличиями, есть конституционная Хартия, Буонапарте лишь опередил, со свойственной ему прыткостью, улучшения и дополнения, над коими Вы размышляли с присущей Вам осторожностью… Сир, все Ваши министры, все члены Вашего Совета неизменно преданы принципам мудрой свободы; они проникаются рядом с Вами любовью к законам, порядку и справедливости, без коих народ не может быть счастлив. Сир, позвольте нам сказать Вам: мы готовы пролить за Вас всю кровь до последней капли, последовать за Вами на край земли, разделить с Вами все злоключения, какие Всевышнему будет угодно ниспослать Вам, потому что мы готовы поклясться Богом, что самое заветное желание Вашей королевской души – свобода французов…» Отодвинув газету, Селеста прошла к себе и прилегла на кровать; когда служанка принесла поднос с чаем, она попросила натереть ей виски уксусом и положить на лоб влажное полотенце.

Глава одиннадцатая. Вера без дел мертва

Во всех церквях звонили колокола – было утро воскресенья. Людская река выплеснулась с улицы Сент-Антуан и потекла по набережным; маршрут был заранее утвержден префектом полиции, поэтому там перекрыли движение и перенесли стоянки фиакров в другие места. Впереди шел оркестр Национальной гвардии, исполняя военные марши, благодаря чему толпа невольно шагала в ногу. Констан подумал, что как минимум два из этих маршей – арии из опер Андре Гретри, весьма популярных при «старом режиме», но вряд ли кто-нибудь из патриотов об этом знает. Шум приближался, ширился, густел, толпа уже заполонила площадь Карусели. Государственный советник Бенжамен Констан смотрел из окна дворца на народ, которому он хотел даровать свободу.

Во время самого первого разговора в Тюильри, месяц тому назад, Наполеон не пытался скрыть от Констана ни положение дел, ни своих намерений. Он ровным тоном перечислил то, что возможно сделать сейчас в его интересах. Народ, двенадцать лет не участвовавший в политике и целый год отдыхавший от войны, жаждет действия. С одной стороны, ему кажется, что он хочет выступать с высокой трибуны, возвышать свой голос, отстаивать свои права и т. д. и т. п., с другой стороны, ему смешна и противна пустая болтовня и грызня разных партий, ему не нужно правительство, тратящее все свои силы на то, чтобы удержаться у власти. Ему нужна твердая рука. Вот почему, несмотря на всё пережитое совсем недавно, народ (то есть людская масса) отвернулся от короля и ринулся навстречу вернувшемуся императору. Еще вчера Наполеону припоминали рекрутские наборы, косвенные налоги, разорение торговцев и подавление беспорядков, а сегодня солдаты и крестьяне кричат: «Да здравствует император!», потому что (в их глазах) он сам вышел из народа. Его деспотия для них – защита от произвола аристократии. Стоит ему только мигнуть, вернее, отвести глаза – и «господ» перебьют во всех провинциях. Но он не хочет стать вождем жакерии[18]. Если есть возможность повелевать Францией через Конституцию, да будет так. Публичные дебаты, свободные выборы, подотчетность министров, свобода печати – народ всё это получит. Раньше свобода мешала, а теперь поможет. Пусть сами вводят налоги и объявляют рекрутские наборы. Всё надо начинать сначала, борьба будет трудной, война – долгой, императору нужна народная поддержка. Он стареет, ему уже сорок пять, а сын еще мал. Интересы Бонапартов должны выглядеть как интересы народа.