Читаем Последний полет орла полностью

С этой встречи Констан вышел окрыленным и озадаченным одновременно. Пока твоя мечта парит синей птицей где-то в вышине, ты точно знаешь, что она – там, но стоит ей спуститься на жердочку и прочирикать тебе: «Вот я!», как тебя начинают обуревать сомнения – а точно ли это она? Не ловушка ли это? Допустим, он сейчас раскроет карты, высказав свое кредо, а у Бонапарта окажется припрятан козырь в рукаве – тот же Фуше, и вместо того, чтобы сорвать банк, Бенжамен всё потеряет и отправится в изгнание. А может быть, само его участие в этой игре задумано лишь для того, чтобы его пальцы оказались выпачканы мелом… Что ж, будь что будет – он открывается.

Первый представленный им проект, однако, не был одобрен: императору требовалась видимость свободы, а не сама свобода. Констан почувствовал себя висящим над пропастью, ему было жизненно необходимо на что-нибудь опереться, за что-нибудь ухватиться. Он послал проект своей Конституции Лафайету и госпоже де Сталь, но вышло еще хуже. «Боюсь, что человек, польстивший стольким самолюбиям и интересам, пришедший на смену стольким глупостям, обманет в конце концов, как и пятнадцать лет назад, честные надежды патриотов, – ответил ему генерал. – В стране не может существовать вольности без свободного и широкого представительства, распоряжающегося сбором и распределением государственных средств, издающего все законы, организующего вооруженные силы и способного их распустить, ведущего обсуждение при открытых дверях во время дебатов, публикуемых в газетах, если только существует свобода печати, поддерживаемая гарантиями личной свободы… Прошу принять мое недоверие и тысячу выражений дружбы». Жермена же и вовсе написала какую-то глупость о том, что Бонапарту допустимо служить только на поле боя, но никак иначе. Она могла сейчас думать лишь о двух миллионах, которые так и не успела получить до своего нового изгнания в Коппе; госпожа де Сталь хотела дать эти деньги в приданое Альбертине и требовала от Констана, чтобы он «сделал что-нибудь», ведь это его дочь в конце концов, а из-за нерешенного финансового вопроса ее свадьба с герцогом де Брольи снова откладывается! Если никак невозможно получить сейчас эти два миллиона, пусть Констан хотя бы вернет ей восемьдесят тысяч, одолженные много лет назад! Жермена жаловалась на то, что страдает бессонницей и принимает опиум, «бледна как смерть и грустна как жизнь»… Боже мой, долго ли еще эта женщина будет его мучить! Двадцать лет она его терзает своей любовью, ревностью, изменами и злопамятством! Они давно поняли, что не уживутся вместе; если уж на то пошло, то и у нее новый муж, и он женат, и всё равно она не хочет его отпустить…

Беседы с Бонапартом сделались частыми и продолжительными; император соглашался со многими идеями Констана и обсуждал с ним не только Конституцию. Похоже, что Наполеон наслаждался обществом человека, которого считал достойным себя. Да свершится воля Господня! Жребий брошен. Бенжамен наконец-то ощутил опору под ногами. Ему нравилось «заниматься делами», выступать на Государственном совете.

Постоянно вносимые мелкие изменения преобразили его конституционный проект до неузнаваемости. Как только его напечатали в «Бюллетене законов» двадцать третьего апреля, в него тотчас полетели стрелы критики, но Констан защищал свое изуродованное детище с мужеством отчаяния. О, как люди глупы! Под видом обсуждения «Дополнительного акта» они нападали на самого Констана, изощряясь в каламбурах: «L’inconstant Constant», «la Benjamine»[19]… Некий «патриот» разразился целой брошюрой, адресованной Наполеону, призывая его не доверять «Протеям, которые два дня назад обожествляли Людовика XVIII», и обратиться к настоящим либералам, боящимся возвращения Бурбонов. Любое слово Констана о Наполеоне тотчас радостно передавали из уст в уста; злосчастную его статью в «Журналь де деба» перепечатали, и она тотчас разошлась по рукам, каждый день Констан получал анонимные письма с оскорблениями. В одном письме был стишок под заголовком «Флюгер»:

Утром я был роялист,Навеки с королем.Вечером – бонапартист,Служил ему пером.Нос вечно по ветру держу;Меняя масть тишком,Кому угодно угожу —Хоть лилии с орлом.

На вечере у Фуше Бенжамену показалось, что его сторонятся, и он снова пал духом: решительно он приносит несчастье любой партии, к какой ни примкнет! Он отправился ужинать к Рекамье – муж Жюльетты снова разорился, все были печальны…

Глупость заразительна: Констан написал императору длинное письмо с оправданиями, отправил и сразу пожалел об этом. Однако два дня спустя Наполеон беседовал с ним как ни в чём не бывало. Прошлое прошло, надо думать о настоящем. О, это воистину великий человек! В его судьбе нет ничего случайного! Констан поклялся себе искупить свою глупость упорным плодотворным трудом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза